Дина Бакулина: Андерсен-Кафе

Возможно, если бы зрители засмеялись, пару раз хлопнули в ладоши или даже принялись подшучивать над горе-актёрами, ситуация разрядилась бы сама собой. Но зрители, как назло, до глубины души прониклись всей серьёзностью философии Бернарда Шоу, и теперь напряжённо молчали. Наша обычно находчивая Валентина до того смешалась, что вместо того чтобы продолжить свой монолог понесла какую-то несусветную чушь, — кажется, текст из чеховской «Чайки». Видимо, вместе с париком у бедной Валентины, как говорится, сорвало и крышу. Впрочем, нам было не до шуток. Тонкая нить, связывающая между собой все роли, неожиданно порвалась.

Я схватилась за голову: на реплики Валентины, взятые из совершенно другой пьесы, нашим актёрам нечего было ответить. А Валентина вдруг затараторила что-то про Новый год, Рождество, подарки и как она рада наступившему празднику. Бедная поэтесса! — она перепутала не только спектакль, но и время года. У неё уже зима наступила! Всем было яснее ясного, что спектакль провалился.

Но тут положение спас Евгений, игравший мягкотелого интеллигента, отца юной Элли. Он решительно поднял вверх обе руки и громко провозгласил:

— Это неожиданное превращение капитана и в самом деле похоже на рождественский сюрприз! Элли, дочь моя! Ты только посмотри, кто это! Обними же эту даму — ведь перед тобой твоя мать! Как долго я искал её!..

Лена, изображающая юную Элли, растерялась. Тупо переводя взгляд с Евгения на Валентину, удивлённо приоткрыв рот, она не спешила кинуться на шею своей, только что обретённой матери, но, как упрямый осёл топталась на одном месте. Тогда наш сценарист Кирилл, изображающий распутного Гектора, подлетев к Лене, стал тихонько подталкивать её к Валентине, так счастливо вернувшей свой природный пол. Ему на помощь пришла Ольга, и теперь они вместе пытались деликатно сдвинуть девушку с места. Что же касается Лены, то она совсем перестала соображать от волнения.

— Элли! Элли! Твоя мама нашлась! Поцелуй же её! — громко закричала Катерина (бессердечная леди Этеруорд), отчаянным жестом указывая на Валентину.

Отчаянный вопль Катерины пронял даже Лену. Вырвавшись из рук Кирилла и Ольги, она наконец бросилась на шею обретённой матери и, стараясь наверстать упущенное, зарыдала, сотрясаясь всем телом. Наверное, она рыдала от радости. Но и мне тоже хотелось зарыдать от радости: ведь до Лены всё-таки дошло, что нужно делать.

А вот зрители рыдать вовсе не собирались. Наоборот: именно теперь им почему-то стало очень весело, — их было просто не унять. Мне даже показалось, что писатель Чернышевский смеялся громче всех.

Между тем спектакль надо было как-то продолжать, вернее завершать. Схватившись за голову в своей усыпанной звёздами суфлёрской будке, я лихорадочно соображала, что делать дальше. Но тут вперед вышла Ольга, изображающая одну из дочерей бывшего капитана, и, обращаясь к Катерине, играющей вторую сестру, горестно произнесла:

— Всё это, конечно, прекрасно! Прекрасно! Но если капитан Шотовер оказался женщиной, то кто же тогда наш с тобой отец?! Элли нашла мать, а мы с тобой остались без отца!..

Услышав это простое и естественное замечание, зал как по команде перестал смеяться и напряжённо затих: все от души посочувствовали осиротевшим сёстрам. Тогда, успевшая прийти в себя виновница этой неразберихи Валентина, решительно отстранив рыдающую Лену, грациозно вытянула руку в сторону Зои, то есть противного богатого старика Мэнгена, и с пафосом произнесла:

— Вот ваш отец, сёстры! Вот ваш отец! Он хотел скрыть это, но теперь его тайна вышла на свет!

Ольга и Катерина просияли.

— Отец! — радостно закричала Ольга,

— Папочка! — вторила Катерина.

— Какой счастливый день! — воскликнул Кирилл-ловелас. — О радость!

— В самом деле, сестра! — обращаясь к Ольге, произнесла Катерина. — Меня только что осенило: теперь мы с тобой богаты! Ведь наш новый отец — один из самых богатых людей в мире!

«Здорово! — восхитилась я. — Эта реплика полностью соответствует характеру прагматичной леди Этеруорд!»

И на сцене, и в зале все невольно призадумались над такой переменой в жизни сестёр. Наступила пауза, после которой Кирилл нервно повторил свою фразу:

— Какой счастливый день! О радость! — но уже без того воодушевления.

Моя работа суфлёром закончилась в тот момент, когда Валентина вернула себе дамское обличие. «Но теперь, — решила я, чувствуя, что богатая фантазия актёров иссякла, — похоже, мой выход!» Я с грохотом поднялась с табурета и полезла из суфлёрской будки, которая тут же накренилась и начала разваливаться. И пока она рушилась, роняя на пол серебряные звёзды, я проворно занялась парусом — быстро открепила простыню от швабры и бросила её на головы актёрам. Белоснежный парус, опустившись плавно и загадочно, накрыл собой всю труппу. Пока актёры вяло барахтались под простыней, я резво выскочила вперёд и, широко улыбаясь, произнесла: