Каманя, улыбаясь, подошел к Глазу. Он сиял. Он рад Глазу. Со стороны можно подумать: Каманя встретил кента, с которым не один год прожил в зоне.
Каманя протянул Глазу руку. Глаз протянул свою. Радость Камани сбила планы Глаза. Глаз его не ударил. Замешкался. Но ударить можно и после. Это не важно, что они пожали друг другу руки.
— Здорово, Глаз, здорово! — приветствовал Каманя Глаза, тряся его руку. — Откуда ты? Куда?
— Здорово, Каманя, — тоже улыбнулся Глаз. — Иду с раскрутки. За старое преступление.
— Добавили?
— Ну.
— Сколько?
— Пять. Стало восемь.
— В какую зону идешь?
— Да меня назад в Одлян, по старому наряду.
— В Одлян! — От радости Каманя чуть не подпрыгнул. — Как приедешь, сразу залазь на клуб и кричи: «Зона! Зона! Привет от Камани!»
— Да меня в Одляне не оставят. Срок восемь. Режим усиленный.
— Ну все равно до следующего этапа поживешь, даже если не оставят. Передашь приветы.
Каманя говорил Глазу, кому передать особенный привет. Глаз передумал его ударять. Вспышка гнева прошла. Да и Каманя был не рог, а вор. И зажимал ему руку в тисках не просто так, а чтоб расколоть: вдруг Глаз на Канторовича работает. А если б Глаз был вором? Жил бы как Каманя. Ведь в тюрьме он тоже кой-кому веселую жизнь устраивал. А за что? Да лишь за то, что в каждой камере должен быть козел отпущения. Глаз почувствовал окрыленность. Бывший вор с ним разговаривал на равных. Да и зачем бить Каманю, если идешь в Одлян? Возможно, оставят в зоне? Тогда можно прикрыться Каманей. Как-никак авторитет у него крепкий. Быть бы ему вором зоны.
— А ты, Каманя, откуда? — спросил Глаз.
— Я, — Каманя затянулся сигаретой, — с режимки, с Грязовца, … бы их всех. Ну и зона. Актив зону держит полностью. Тюремный режим. Спишь под замком. Ни шагу без надзора. Зона маленькая. Человек двести. Крутиться невозможно. Все на виду. Да, жаль, что меня с Одляна отправили. Мы весной хотели поднять анархию. Все было готово. Вначале Валек со своей любовью спалился. Знаешь, он с учительницей крутил?
— Знаю.
— Нас с ним вместе на этап забрали: его на ЧМЗ, меня в Грязовец.
В этапке они просидели около часу. Глаз узнал одлянские новости. В грязовецкую зону, перед отправкой Камани на взросляк, пришел парень из Одляна.
Вскоре Каманю забрали.
Глаз свернул себе огромную козью ножку. «Значит, пока меня не было в Одляне, зона наполовину обновилась.
Некоторые бывшие новички теперь воры и роги. Но и старичков еще осталось достаточно. Так, у нас на седьмом рог Прима. Как быстро он поднялся. Конечно, Птица ему дал поддержку. А так бы ни за что. Ведь Прима пришел перед тем, как меня увезли с зоны. Что ж, Прима так Прима. А может, меня в другой отряд направят? В свой, конечно бы, лучше. В отряде наполовину новенькие — да это же отлично! Неужели и сейчас хорошо жить не смогу? Все будет путем. Вывернусь».
В челябинской тюрьме Глаз решил прибарахлиться. Рассказал пацанам о зоне, и ему отдали лучшие вещи.
Переодевшись, прошелся по камере. Да, в таких шмотках и по воле не стыдно пройтись.
В камеру пришел прокурор по надзору и спросил ребят, по каким они статьям и в какие зоны направлены. Глаз назвал старую статью и срок, а то не видать Одляна.
Через день — этап.
В Сыростане их встретил одлянский конвой, и через час они были в зоне. Ребят в карантине держать не стали, в тот же день подняли в колонию. Глаза оставили в камере.
Перед отбоем в шизо пришел воспитатель Карухин, а вместе с ним помогальник отделения, где жил Глаз, Мозырь. Теперь Мозырь помрог отряда.
— Петр Иванович, меня что, на зону поднимать не будут?
— Не будут. У тебя режим теперь усиленный. Поедешь назад.
— Куда поеду?
— В свою тюрьму. А оттуда в колонию с усиленным режимом.
— Петр Иванович, поднимите меня на зону хотя до этапа. Хочется повидаться с ребятами.
— Нет, на зону тебя поднимать не будем. Я смотрел твое личное дело. У нас своих хулиганов хватает. Не поднимем даже на день.
— Ну завтра, например, выведите меня на зону, на час. Посмотрю отряд, повидаюсь и назад. А?
— И на полчаса поднимать не будем. Подзадоришь ребят; мол, ходил в побег и так далее. У нас и так порядок плохой. Сиди. В первый этап отправим.
Опять освещенная прожектором станция. Вокруг — красота, скрытая под покровом ночи. Прощально мигают звезды.
На этот раз Глаз знает точно: в Одлян ему возврата нет. Все. Для Глаза Одлян кончился навсегда.
Подошел поезд. Открылась дверь тамбура. Парни стали заходить. Опять кто-то говорил конвою «до свидания», кто-то «прощайте», кто-то на этот раз крепко выругался матом. Глаз залез в вагон последним, вдохнув на прощанье чистого горного воздуха.
Читать дальше