Микко Римминен: С носом

Однажды довелось долгих минут десять смотреть на прилипшую к мостовой и уже ставшую совсем черной жвачку и размышлять о том, сколько же лет она ждет тут своего отдиралу. Так вот и пришлось ее отковыривать. Пыталась вначале пластмассовой ложечкой, а потом, когда она сломалась, ключом. Наконец отскребла и выбросила в урну.

Только потом уже собралась домой. Купила куриной печени, картошка есть и для соуса все, что надо, лук репчатый да сливки, а больше ничего не нужно, хотелось уже есть и пить, много ли кофе напьешься, да и уходить уже вроде как пора было после жвачно-отдирательной операции. Шла к дому по набережной, и вдруг такая слабость напала, что пришлось сесть на скамейку. Море казалось жирным, даже каким-то кремообразным, и в нем отражалось небо. Из одинокого облака на поверхность воды вдруг вынырнула утка, словно небесная пелерина взяла и родила на свет такую вот совершенно не проникшуюся чудом своего рождения водную птицу.

— Свамивсевпорядке? — спросил кто-то.

Оторвала взгляд от песка, сообразив сразу, что именно на разглядывании его угрюмого многообразия я концентрируюсь уже некоторое время, стараясь отогнать мысли о плохом самочувствии. Передо мной стояли две перенакрашенные и недоодетые девочки-подростка, которые ворвались в мое сознание резким пятном кричащей розовости на фоне спокойной морской глади.

Некоторое время я собиралась с силами, чтобы что-нибудь сказать. Еще чуть-чуть, и я уже была почти готова изречь что-то вроде оды современной молодежи за удивительно внимательное отношение, но так и не смогла, порой просто невозможно донести до уст всю ту пену, что родится в голове. Но, сделав вдох-выдох, я все-таки смогла из себя выдавить, что все хорошо. Хотелось добавить еще в конце «спасибо», но звуки застряли в горле на полдороге.

Барышни уселись на мою скамейку и, забросив ногу на ногу, пустились в треп о своем о девичьем. Одна невразумительно объясняла второй что-то про некоего Макса и парочку других типов с невнятными кличками. Ну я не втыкаю, Ну вообще, И прикинь он ведь потом, И что, А потом он сказал что у меня супер клевые, Прикинь, А я типа да ты что, Чё, правда, А потом у меня подводка поплыла, О нет, Прикинь. Я сидела на своем конце скамейки, неподвижно, съежившись, и слушала какое-то время, а потом стала выпадать из разговора и будто проваливаться в бездумный туман, но в какой-то момент вдруг резко вернулась в ворвавшуюся в это кудахтанье тишину и повернула голову так осторожно, как только могла. Девицы сидели все в тех же позах, но смотрели теперь на воду, мечтательно, как старушки.

Потом та из них, что была ближе, повернулась ко мне, улыбнулась и выпустила из розовых губ три круглых приветливых слова, похожих на пузыри бубльгума:

— Хорошая сегодня погода.

Вежливая молодежь и эти тоже, если, конечно, не издеваются или, как сейчас обычно говорят, стебутся. Я подумала, что бы такое образное, может, даже сестринское, почему нет, завернуть о погоде.

Но сказала лишь, что да, вот именно.

Барышни смотрели на меня еще некоторое время, словно выжидая. Потом, очевидно решив, что многословнее я не стану, вторая — та, что сидела дальше от меня, — продолжила начатую тему:

— Да, осень как бы пока еще не чувствуется.

— Действительно, — подхватила я так быстро, что даже сама испугалась, но потом опять не нашлась, что сказать, и стала только потирать ладони. В свете яркого солнца они казались совсем прозрачными, руки — такие маленькие светлые емкости с жидкостью, в которой перекатывались узловатые вены и кусочки тонких косточек. Но барышни ни капли не смутились, и та, что была ближе, промычала в нос, что у нас щас физра и надо прыгать на оценку, и затем снова бросила мечтательный взгляд на залив.

— Замечательно, когда надо прыгать.

— Эх, вот бы еще чуть-чуть побыло лето, — сказала вторая. Потом она выглянула из-за спины той, что ближе, и, посмотрев мне прямо в глаза, спросила: — А у вас что, отпуск или вы уже на пенсии, или как там?

Я пристально посмотрела в ближайший ко мне глаз. Его обрамляла щедро наложенная, косматая и комковатая тушь, напоминающая колючие заросли. За головой девочки, на другом берегу залива, пригородный поезд медленно тянулся из города, он как будто нырнул в ее левое ухо, а выскользнул из правого.

Наконец я ответила:

— Нет.

— Ооокей, — сказала та, что ближе, растягивая слово, как жвачку.

— По правде сказать, — начала я, потому что мне вдруг показалось, что я была какой-то неприветливой и грубой. Но дальше ничего не придумалось. Через пару длинных-предлинных секунд я вынуждена была продолжить: — По правде сказать, у меня как бы неполный рабочий день.