Отчасти они намеренно завоевывали это влияние — подобное тому, как Скотт объяснил мне, какую игру мы будем вести с публикой — игру, которую он создал практически сам для нас. Отчасти влияние рождалось само, когда мы смеялись, как обезумевшие, в лобби отеля в два или три часа ночи, когда музыка гремела на вечеринках в нашем номере, когда мы танцевали в коридорах — и, наконец, когда получили от руководства отеля вежливую, но настойчивую просьбу закончить наш медовый месяц в соседнем отеле «Коммодор». Нас ожидало будущее, более великое, удивительное и опасное, чем мы могли себе представить.
Но тогда эта влиятельная группка была просто компанией молодых, амбициозных, умных мужчин и меня, очень молодой женщины, которая до той минуты не подозревала, что существует такая ярмарка, и сомневалась, хочет ли она прокатиться на этом чертовом колесе. Но была готова рискнуть.
Я как раз закончила принимать ванну, когда услышала, как Скотт открывает кому-то дверь.
— Видал, что написали про вашу парочку? — раздался голос его друга Алека.
— Конечно. Зельда вырезала статью для своего альбома.
В этой статье в колонке сплетен упоминалось, что произошло накануне вечером на представлении «Скандалов Джорджа Уайта». Этот мюзикл походил на «Безумства», только в «Скандалах» играла Энн Пеннингтон, а она умела потрясти бедрами. Я тоже умела потрясти бедрами и порой проделывала это на вечеринках Монтгомери — достаточно было хорошенько попросить меня и слегка подпоить. Однако миниатюрная мисс Пеннингтон, большеглазая, темноволосая, танцевала в стратегически низко сидящей юбке из серебристой бахромы на сцене и под светом прожекторов. Публику это впечатлило — зрители отзывались криком, гиканьем, свистом и аплодисментами.
В этом вертепе мы со Скоттом начали свой вечер с коктейлей из цветков апельсина и поначалу вели себя вполне культурно. Мы сидели в шестом ряду недалеко от сцены и полушепотом обсуждали каждый акт, насколько талантливы выступающие и сможет ли кто-то из нас превзойти их. Когда дело дошло до Энн Пеннингтон и ее танца, я покачала головой:
— Господи, я очень хороша, но ее мне не переплюнуть.
— А вот у меня получится, — заявил Скотт.
— Не-а. У тебя? Не спорю, ты умеешь двигаться, но не так.
— Не веришь?
Когда закончился номер, он встал и медленно стянул с себя пиджак. С соседних мест послышались одобрительные возгласы. Следом он расстегнул жилет и выскользнул из него, словно стриптизер. Последовали крики и свист, представление на сцене прекратилось. Скотт ослабил галстук и начал расстегивать рубашку. Вопли одобрения стали громче, и внезапно луч прожектора направили на нас. Скотт встал на сиденье, чтобы его увидели больше зрителей, и, сняв через голову галстук, бросил его мне на колени. Затем снял рубашку, и толпа обезумела. Скотт отвешивал поклоны, пока к нам пробирались трое билетеров, а потом нас двоих вместе с одеждой Скотта проводили в вестибюль, а оттуда — в уже ожидающее нас такси.
Статья, о которой говорил Алек, называлась «Новоиспеченная знаменитость писатель Фицджеральд в центре скандала на «Скандалах»». В ней цитировали зрителей. Одни надеялись, что Скотт получит роль в мюзикле или хотя бы материальную компенсацию, и удивлялись, что писатель без рубашки являет собой такое прекрасное зрелище. Другие говорили, что стандарты Нью-Йорка пали невиданно низко: одно дело, когда такое происходит на сцене в мюзикле, но если публика принимается за представление, значит, сухого закона явно недостаточно для того, чтобы обуздать дикую современную молодежь. Мы прочитали статью за кофе и тостами, а потом Скотт отбросил газету и перекатился на меня с предложением устроить еще один небольшой скандал перед обедом.
— Но сэр, — забормотала я, — может, вы изумительны без рубашки, но леди нужно считаться со своими стандартами.
— Я задам тебе новые стандарты. — Скотт вжался в меня.
После, еще не восстановив дыхание, я выдала;
— У тебя получается все лучше и лучше.
— Я надеялся, что это так, и к Господу ты взываешь, не моля о спасении.
— Ты был весьма божествен, скажу я тебе. Все называют тебя Фитцем, но я считаю, что тебе лучше подходит латинский корень «Део». Отныне я буду называть тебя только так.
— И я тебе позволю. — Скотт рассмеялся.
Сейчас же Алек спрашивал;
— И ты не расстроен?
— Это игра, — ответил Скотт. — Прессе нужны истории. Чем громче сенсация, тем лучше.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу