Тереза Фаулер - Z — значит Зельда

— Отсколько! — Он широко раскинул руки и вместе со мной повалился на стену.

Я снова заставила его выпрямиться, стиснув зубы от усилий.

— Когда ты только научишься?

— Он скзал ‘се хршо.

— Что?

Скотт внимательно всмотрелся в мое лицо и ничего не ответил.

Я помогла ему дойти до спальни, мысленно пообещав Дельпланг прибавку, если она сумеет придумать убедительную историю, которая объяснит Скотти всю эту суматоху.

Снова лежа в кровати, я не могла заснуть. Скотт еще никогда не напивался до такого состояния, и я боялась, что он отравится. Мы все слышали истории о бродягах, которых находили мертвыми в канавах — бедолаги в буквальном смысле допивались до смерти. Такое произошло и с одним молодым парнем, художником из Уэльса. Он пытался перепить француза в два раза крупнее него. Я слишком легко могла представить подобное соревнование между Скоттом и Хемингуэем.

Скотт, растянувшись на животе, то храпел, то затихал, снова храпел, затихал, бормотал что-то, храпел, бормотал, храпел. Через какое-то время мое беспокойство сменилось раздражением, и наконец я пихнула его.

— Давай переворачивайся.

— Ммммм, — застонал он, вытягивая руку над головой. — Хватит, детка, я не могу… — В его голосе недовольство мешалось с наслаждением. — Так хорошо, но так нельзя, — пробормотал он. Затем засмеялся своим низким, гортанным смехом, снова застонал, уже потише, — и наступила тишина, нарушаемая только глубоким дыханием.

Мое сердце бешено стучало. Сомнений не оставалось: где бы сейчас ни разворачивался его сон, дело касалось секса. Я ждала, пока он скажет еще что-нибудь. Ждала. Ждала. Потом устала ждать, и мои мысли начали путаться, как бывает во мраке ночи, когда ты еще не до конца погрузился в сон.

И когда я начала соскальзывать в очередной сон, где умела летать, Скотт с тихим стоном зашевелился, разбудив меня.

— Ну же, Эрн, нет… — и сладко вздохнул.

Сонливость как рукой сняло. Я лежала с широко раскрытыми глазами и колотящимся сердцем. Эрн?

Вначале произошло это. А спустя несколько вечеров кое-что еще.

Поужинав в баре «Прюнье», Скотт и Хемингуэй отправились в «Американский клуб», где Хемингуэю предстоял поединок с Морли. Они дали Скотту секундомер и велели следить за раундами: по три минуты на раунд с минутными перерывами на отдых. Борцы разделись, натянули перчатки, залезли на ринг и взялись за дело. Первый раунд был скорее разминкой без явного преимущества, и Скотт объявил конец ровно через три минуты.

Одна минута отдыха.

Раунд второй: теперь Хемингуэй пошел в наступление более яростно, чем в прошлые поединки, как Морли потом рассказывал Лоретте. Он гадал, не в присутствии ли Скотта дело.

Морли в прошлом всерьез занимался боксом. Хемингуэй же был гордым и талантливым самоучкой. Он бил сильно, но часто промахивался. Морли блокировал удары и бил в ответ, уклонялся и заходил с новой стороны, а Хемингуэй сплевывал и сквернословил. Бой все продолжался, а потом Морли замахнулся и от души приложил Хемингуэя. Один быстрый, резкий удар по голове, и Хем рухнул.

— О Боже! — воскликнул Скотт, посмотрев на секундомер. — Я прозевал конец раунда минуту назад!

— Если ты хотел посмотреть, как из меня выбьют дерьмо, Скотт, так бы и сказал. Но не нужно брехать про ошибку, — зло отозвался Хемингуэй и, с трудом поднявшись, в гневе удалился в душевую.

— Морли говорит, это было похоже на ссору двух влюбленных, — призналась мне Лоретта.

В квартире было пусто, что случалось нечасто, и я собиралась сполна воспользоваться одиночеством. Шесть дней ждала этого шанса — возможности вскрыть замок на личном сундуке Скотта и проверить, не лежат ли внутри доказательства правоты Боба Макалмона.

Вооружившись двумя шпильками и наставлениями брата двадцатилетней давности, я принялась работать над крошечным стальным замком. Снаружи слышались клаксоны такси и крики уличных торговцев, ветер менял направление, трепал длинные тюлевые занавески, заставляя их танцевать призрачный танец, а я все сидела, сгорбившись, твердо вознамерившись докопаться до истины. Внезапно замок со щелчком открылся, и я опрокинулась назад.

Собравшись с силами, открыла крышку, и поначалу мой взгляд упал на обычные вещи, которые я и ожидала увидеть, учитывая, что Скотт пользовался этим сундуком уже много лет: стопки дневников, картонные коробки, папки, блокноты. Здесь была и фуражка, которую ему так и не довелось поносить, и памятные альбомы с фотографиями и вырезками, которые он начал еще мальчишкой.