Владимир Рекшан - Идиоты, атлеты, Космический Прыгун и Баба Сингх

Мы опять в общаге, и Космический Прыгун достает из сумки пакеты.

— Я их в договорной магазин сдам по сто рублей и месяц проживу как король.

— Какие гады! — У меня сердце обливается кровью. — Как они смеют!

— А ты пиши все. Я ничего не скрываю.

Сон мой крепок и обилен. В полдень я выхожу из школы. Возле нее на парапете газона сидит Космический Прыгун и приветливо улыбается.

— Привет, — говорит. — Ты же вчера хотел интервью взять.

— Да-да, — соглашаюсь без восклицаний. — Конечно.

— Надо было вчера со шведа двести долларов взять, да не взял.

— Я понимаю, но…

— Ладно тебе, брось! Ты же не швед. Тут один дед просится поговорить. Ему капиталисты форинтов надавали на память. Все должно быть честно, вчера — ты, сегодня — я.

Дед оказался фантастическим: шестидесятилетний Николай, демократ и радикал из Костромы. Он взял два “серебра”, промолотив 100 и 200 метров соответственно за 13,2 и 27,6 секунды! Не всякий двадцатилетний так способен…

В “Боре” нас встречали как постоянных клиентов. После второго захода я стал беспокоиться за демократа и радикала Николая. Он кричал на весь этаж общежития, размахивая стаканом:

— Мы говорим “нет” консерваторам! Мы говорим “да” рынку и частной собственности! Мы говорим “нет” административно-командной системе! В горкоме мне говорят: “Тебя, Коля, пора в сумасшедший дом”. Но мы говорим: “Нет, этот номер не пройдет!” И тогда я возглавил митинг и призывал по радио!

К Космическому Прыгуну заглянул Эгидус, симпатичный журналист из Литвы.

— Мы говорим “да” свободной Литве! Мы говорим: “Нет, они не пройдут!” — орал дедушка и сжимал кулак возле уха, как Бертольд Брехт.

На следующее утро я выбрался из школы черным ходом и кое-как, тенечком, добрел до стадиона. Старички и старушки все бегали и все прыгали. Бодрый их вид бередил совесть, одновременно странным образом восстанавливая душевное равновесие. Среди спортсменов-“идиотов” и наш Степан Андронов, бывший кузнец, а ныне банщик из Питера. Он выходит на старт полуторакилометровой дистанции. Еще в забеге тех, кому стукнуло семьдесят пять, участвуют старички скандинавы и, естественно, гордые сыновья туманного Альбиона. Одна миля в Англии считается дистанцией лордов, и всякий раз трибуны замирают, когда собираются дать старт на милю… Вчера наш Степан боролся со сверстниками в толкании ядра и уступил немцам и финнам. Эх, бывшему кузнецу еще б и техники! Его конкуренты, особенно немец с кайзеровскими усами, демонстрировали прекрасный стиль начала столетия — и победили… Степану, в общем, не светило бежать милю, ведь за каждый вид предполагался паевый взнос в тысячу форинтов. Но совгражданам в качестве исключения позволили посоревноваться бесплатно, и вот Степан на старте замер в наклоне. Выстрел! Публика всколыхнулась. Кузнец-банщик уходит вперед, и с каждым шагом его отрыв все больше! В конце круга Степан впереди почти на сто метров! Трибуны волнуются: что это за таинственный русский? “Идиоты” глядят на секундомеры и не верят своим глазам. Но и в беге нужны техника и расчет. Постепенно Степана догоняют, он еле переставляет ноги, но переставляет! Упорствует, не сходит с дистанции, хотя и видно, как прадедушке тяжело.

Последний вечер в школе, последний — в Будапеште. Где-то на банкете богатые ветераны произносят трогательные речи. Мы же по-бедняцки расположились в обжитом как попало классе, тоже подводим заграничные итоги.

— Спонсоров нужно искать, мужики, — напирает Энергичный Работяга. — Чтоб по сорок заявочных долларов выложить в Турку. Надо же пробиваться на чемпионат мира!

— Там, коллеги, нас с рублями не примут даже в качестве исключения, — последнее слово Бывшего Директора.

Под окнами “идиоты” опять наяривали на гармошке и веселились.

Утром начался исход на родину. До границы ехали недолго, но муторно — в переполненном сидячем вагоне. Приметы нового времени проступили, когда в поток спекулянтов, совершающих челночные рейсы, влились семьи наших военнослужащих.

День постепенно накалялся. За окнами колыхались злаки. Перед границей — огромное поле, забитое машинами и восточноевропейскими контрабандистами. Говорят, самая большая толкучка в мире. За ней опять поля и злаки, много каких-то злаков весело колосится до самой границы. На границе — колючая проволока, а за проволокой — советская пока еще земля колосится теми же злаками. И вот что интересно: почва по обе стороны границы одинаковая, солнце светит одинаково, венгры живут по обеим сторонам колючей проволоки. Я слабо разбираюсь в злаках и не скажу точно название, но заявлю определенно: наши злаки отчего-то были раза в два-три ниже…