Владимир Рекшан - Проибишн в России не пройдет

Марина: Так и уедешь без чая?

Астров: Не хочу, нянька.

Марина: Может, водочки выпьешь?

Астров (нерешительно): Пожалуй…

А. П. Чехов. Дядя Ваня

Люди мыслят образами и частично словами. Людям пишущим приходится, в силу профессии, переводить образы и слова в предложения, писать их слева направо и строчка за строчкой, нарушая тем естественность и яркость впечатлений. Потери компенсируются мастерством и талантом, если таковые имеются, и, словно палехская шкатулка, в итоге предлагается читателю произведение искусства, в котором рассказывается о жизни слева направо и строчка за строчкой. Читателю предлагается игра — ничего дурного в ней нет, как и нет какой‑либо связи с реальной жизнью образа и частично слова. В предлагаемых записках совсем мало нарочитого мастерства, в них автором практически не было сделано поправок, кроме совсем уж вопиющих грамматических ошибок. Автор посчитал, что подобная неразукрашенная проза (конечно же, слева направо и строчка за строчкой) больше хранит в себе первоначальных впечатлений, а именно ими он и хочет поделиться с возможным читателем. Автор также понимает всю степень кокетства — ведь дневники пишутся для себя, а не публикуются за деньги, но, повторим, таковы издержки профессии.

Единственное, что сделал автор против желания, — придумал название своим запискам. Сделано это было с целью рекламы, а может, и саморекламы. Но это уже законы долбаного рынка, а не литературы…

Краснорожий финн‑стюард прикатил тележку, а Бородатый Андрюша‑Дюша сказал:

— Джин энд тоник!

— Джин энд тоник ту, — сказал и я, хоть и не так бодро, но с надеждой.

Так повторялось несколько раз. До Нью‑Йорка было лететь далеко, и мы протрезвели до такой степени, что Женя — медицинский директор — не понял. Мы с ним обнимались и целовались.

Когда пересекаешь по прямой не помню какой мост и приближаешься к Манхэттену, то видишь огромную рекламу «Тошиба». Постепенно, подъезжая, на тебя надвигается другая реклама, заслоняя и «Тошибу», и пол‑Манхэттена. Это реклама водки «Столичная».

Четверых русских поселили в роскошном доме на берегу Чесапикского залива. Это имение Эшли Папы Мартина. Папа — всеамериканская знаменитость. Он был алкоголиком практикующим, а вот уже лет тридцать пять алкоголик выздоравливающий. Преданий, вообще‑то, много всяких, мифов, былин. Чесапикский миф‑былина гласит: в нашем доме встречался Джон Кеннеди с Мерилин Монро. Я лежу на кровати, и мне хочется думать, что на ней лежал Джон. Или Мерилин. Или они лежали вместе. Вчера мы расписались в Билле о правах. Одно из прав гласит, что мы не имеем права курить в туалете и вступать в сексуальные контакты. Мы не можем этого делать, поскольку алкоголики. А Джон и Мерилин могли, они алкоголиками не были. Нет, кажется, Мерилин была.

Бородатый Андрюша‑Дюша квасил, не просыхая, но врачам заявил, будто десять дней в завязке. Когда его отправили в туалет написать в баночку, мы пошутили: «Сдаст на анализ сто граммов джина с тоником». Женя, частный детектив из Москвы, показывал удостоверение об американском детективном образовании. На дипломе золотая печать. Он занимает соседнюю спальную с Алексисом из МИДа и храпит с ним на пару по ночам. У Жени‑детектива давление 195/120.

После завтрака идем в курилку. Лысый южанин шепчет по секрету:

— Сегодня кофе настоящий. С кофеином. Шур! Ко Дню Благодарения парни постарались.

Вот и взяли по стаканчику.

Завитая старушка что‑то спрашивает, я отвечаю на плохом английском, но мой английский никого не беспокоит. Все слегка возбуждены — ко Дню Благодарения в молельном доме покажут кино. У нас же в Белом доме и кофе, и телевизор. И по закону о правах пациентов к нам никто не может заходить без приглашения.

— О, я была в России! — говорит гватемальская красавица Мария (просто Мария?). — Двадцать лет назад. Около Блэк си. Оши? Очи!

— Сочи!!!

— Йес. В Киеве еще. В Москве. Как это… Говер‑мент сидит?

— Кремль! — кричим мы. — Красная площадь!

— «Джим Бим» убил мою память.

— У них в Гватемале, — говорит Юджин‑детектив, — вся жизнь на сексе. Они трахаются каждый день пять часов без остановки.

— Не может быть, — возмущаюсь я, потому что мне завидно.

Вечером выступает Франческа: первый раз попробовала вино лет в 6‑7, угостила мать на праздник.