Владимир Рекшан - Идиоты, атлеты, Космический Прыгун и Баба Сингх

— А я хотел двадцать километров идти. Двадцать километров идти в таких унизительных условиях!

— Ты можешь отдавать раскладушку за форинты, — посоветовал мне Доцент, протискиваясь в дверь с мягким предметом неясного происхождения, одолженным на соседней помойке.

— А у вас эти форинты есть?

— Будут! — сказали Директор и Энергичный Работяга, а Полковник уже спал по стойке “смирно”.

…Нас встретили на вокзале, посадили в трамвай, и мы зайцем переехали через Дунай. Затем отвели в обычную школу и заявили: “Будете здесь жить”. По школе уже бродили другие совграждане, превращая учебные классы в лежбища. Устраивались на партах, под партами, в коридорах на сквознячке — везде. Отсоединившиеся прибалты, увы, пока не достигшие конвертируемости, обеспечивающей комфорт отелей или мотелей, вскоре вернулись временно в состав Московского царства. Особо заслуженных, типа Брумеля, все-таки поселили в студенческой общаге со спальными принадлежностями, а скромный чемпион Мюнхена-72 Юрий Тармак решил спать на улице.

Но обещали кормить! Не имея спонсоров (какие-то таинственные греки!), я рассчитывал на привезенные продукты, а тут в неразберихе попал еще и на довольствие.

Вернувшись по мосту в Пешт, я до сумерек бродил по знойному городу, пытливо вглядываясь в эту красивую столицу, потерявшую последние очертания подневольного социализма; города, ломящегося по законам потребления от яств и конфекциона; города с “ягуарами” и “шевроле”, с картонными “драбантами” из несуществующей ГДР, с пьяными нищими в подземных переходах. Я был не пьяный, но нищий с двенадцатью форинтами в кармане шорт. Очень хотелось пить. Вот и пил из всякого “копытца” — фонтанов и фонтанчиков. Мочил голову, гулял и глазел. И вдруг увидел на дне фонтана монетку. Воровато оглянувшись, протянул руку, ухватил денежку — пять форинтов! — и, сложив с тем, что было, рванул в ближайший буфет, где с чувством буржуазного превосходства выпил залпом стаканчик холодной коки.

Вечером возле школы крепкая ветеранская женщина наяривала на трехрядке, а несколько пар резвилось рядом. “Нормальный сумасшедший дом, — подумалось. — Чувство родины не должно покидать нас!”

Самобичевание и ерничество хороши в меру. И совсем неуместны они в рассказе о празднике открытия чемпионата. Огромная чаша “Непшстадиона” битком, по зеленому газону которого под национальными флагами идут бодрые ветераны. В пестрой, ладно сидящей форме, под флагом СССР — всего десять человек… Демонстрируя наглядно кризис и развал империи, внушительной колонной под возрожденным флагом прошли латыши. К ним с маленькими флажками за неимением большого примкнули эстонцы. Да и в команде Израиля, как после выяснилось из разговора, оказалась половина бывших сограждан.

Серьезные люди произносили в микрофон короткие речи, играл венгерский гимн, балетные пары кружили вальс и чардаш, а громкий оркестр выдувал из труб что-то такое громкое и маршировал.

Невольно наворачивалась слеза, душа молодела.

Загрохотали стартовые пистолеты — забегали, запрыгали зрелые, пожилые, совсем старые старики и старушки.

Мы вернулись на лежбище просветленные, а утром Энергичный Работяга сказал:

— Так что, идем мы на рынок или нет?

Ночь вернула миру привычные очертания, и утром опять отчетливо осозналась унижающая бедность.

— Рынок тут рядом. Через мост перейти только! — согласился Доцент.

— Господа, — резюмировал сказанное Бывший Директор. — Так не загнать ли нам местным жителям каких-либо вещичек?!

— А у меня ничего нет, — буркнул Полковник и лег по стойке “смирно”.

У меня же освободилось восемь банок консервов “цыпленок с рисом”, кейс с наборным шифром, в котором консервы пересекли границу, водочка и кипятильник.

За мостом возле огромного кирпичного склада раскинулся рынок, а точнее сказать — толкучка. На этом рынке торговали в основном такие племенные разновидности: поляки, вьетнамцы и совграждане. Венгры покупали. Бродили цыгане и старались что-нибудь украсть. Поляки покупали иногда вещи у совграждан, поскольку те продавали дешево и сбивали полякам цены. Сперва я робко приглядывался к толкучке, затем обнаружил среди торгующих знакомого с чемпионским прошлым, который взял мои вещички на комиссию. Не успел я обойти рынок, как счастье свершилось: знакомый чемпион продал имущество и вручил мне две тысячи полновесных форинтов…