Кирилл Гольцов - Остановка последнего вагона

Возвращаться домой мне не хотелось, но и неожиданно закрапавший дождик не располагал к прогулкам, подвигнув меня к альтернативному решению — максимально, но в разумных пределах удлинить путь домой. Поэтому я направился на метро к Казанскому вокзалу, хотя никогда не любил подобных мест с их постоянной давкой, суетой, обилием тележек, сумок и вопящих граждан. Перед глазами продолжали стоять тени с двумя болтающимися кулонами и отчаявшееся лицо Маши, о которых я не переставал думать и чувствовать, какое сопротивление этому оказывает нечто задорное и весёлое внутри меня, кажется, занявшее практически всё с момента смерти девушки на набережной. Единственное, что на какое-то время вернуло меня к реальности, стали красиво выведенные на электричке, в которой я собирался ехать, слова: «Имени АПЛ „Курск“». Это невольно заставилось заколебаться и провести аналогию с «Титаником» — ладно бы ещё обозвали не имени, а памяти. Однако быстро отбросив все эти глупости или, вполне возможно, именно поэтому я уселся в состав и мой путь прошёл безо всяких происшествий.

Этим вечером я почему-то ждал звонка от Маши или каких-то известий о трагических событиях, но ничего не происходило. Это изводило, хотя я помнил и верил в правильность утверждения, что отсутствие новостей — хорошие новости. Пару раз я хотел позвонить девушке сам и уже брал трубку, но потом откладывал и думал о том, что мне ей, собственно, и сказать нечего — не правду же, в самом деле. Возможно, именно за этими неприятными хлопотами вечер не запомнился ничем особенным, кроме чувства давящего томительного ожидания и обременённости бездействием. Ближе к полуночи меня вообще охватило нестерпимое желание выбраться куда-нибудь из дома и сделать хоть что-нибудь. Я с большим трудом удержал сам себя в кровати, прекрасно понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет. При этом внутри хватало места и чувству покоя, понятности — возможно, из-за этого разговора с тенями и девочкой, где мы за спиной Маши договорились кое о чём, в конечном счёте, наверное, выгодном для меня. Да, как бы ни было это низко и противно, однако моя принципиальная позиция здесь ни на что не влияла, поэтому стала бы опрометчивой глупостью.

Ещё немного беспокоило то, что девушка уже могла умереть способом, подобном тому, что я наблюдал на набережной, и её капсула окажется в неизвестных руках. А Маша что-то говорила о времени, которое начинает поджимать, а, значит, подобное развитие событий может привести игру к не запланированному кем-то концу. Этого не хотелось, да и никаких координат того человека, с которым встречалась девушка, чтобы узнать больше, у меня не было — я опрометчиво не попросил её мне их оставить. Поэтому именно сейчас я неожиданно остро почувствовал зависимость от Маши и ту связку, в которой мы невольно оказались вместе. Конечно, если это необходимо, тени снова могут навестить меня в любой момент и подсказать или направить, однако большой вопрос — насколько им можно доверять. В чём их тёмный интерес и истинные мотивы? Да и девушка вполне могла чего-то недоговаривать. В общем, всё это было неопределённо, сложно и никак не располагало к умиротворённости или развлечениям, хотя я был уверен, что теням сейчас не до меня и, раз уж мы о чём-то сговариваемся, что ко мне отнесутся сейчас весьма снисходительно. Впрочем, это вовсе не повод расслабляться или забываться — ситуация может поменяться стремительно, хотя конечно, понимание того, что я вскоре вполне могу стать единственным из всех участников обладателем целых двух капсул, приятно согревало душу, вселяло уверенность и заставляло очень робко, но мечтать о получении главного приза. Учитывая явно потустороннюю природу этих теней и не беря в расчет, что у меня просто поехала крыша, а всё происходящее — бред сумасшедшего, можно было фантазировать о вечной жизни или некоем великом знании, которым вскоре меня вполне могут вознаградить. Это казалось всё больше желанным и, пожалуй, впервые не связанным с какими-то банальностями в виде премий или халтур. Ведь здесь речь шла именно о чём-то эксклюзивном и, возможно, переходящим грань понимания, а не о привычных и, скажем прямо, весьма поднадоевших вещах. Тем больше хотелось какой-то уверенности в смысле встречи с Машей и получения второй капсулы и меньше — неопределённости и бездействия.

Однако как бы ни донимали меня все эти размышления, я незаметно уснул, а утром почувствовал сильный запах гари и почему-то подумал о том, что повышение на работе, капсулы и смерть мне попросту приснились, а на дворе всё ещё стоит начало августа. Впрочем, как вскоре оказалось, это было всего лишь возгоранием мусорного контейнера, который кто-то перетащил практически вплотную к дому и поджёг. Возможно, подобным образом, грелись бомжи или кто-то хотел насолить торговцу наркотиками с первого этажа — как бы там ни было, вскоре кто-то из соседей соседнего крыла благополучно залил огонь из своего окна с помощью толстого потрескавшегося шланга, видимо, закреплённого одним концом на кране. Точно так же соседи частенько поливали миниатюрные красивые огороды перед домами, которые неизменно опутывали рядами ржавой проволоки, старых отопительных батарей и прочего хлама, чтобы затруднить вытаптывание со стороны потенциальных вандалов. Видимо, это приносило свои плоды, однако вместо красоты скорее пугало и заставляло почему-то думать о заброшенности и нищете. Или вспоминать самозахваченные участки земли, на которых люди что-то делали, иногда долгие годы, а потом требовали отдать им в собственность, раз уж так получилось. Как правило, они располагались в местах, весьма странных для садово-огородной деятельности, между железнодорожными путями и оживлённым шоссе. Что там можно было вообще вырастить или как хотя бы просто отдохнуть от городских будней — было совершенно непонятно, и тем не менее кто-то в этом что-то находил и даже не брезговал продавать урожай здесь же на трассе, выставив его в покосившихся тележках или на старых деревянных столиках.