Захар Прилепин - «Лимонка» в тюрьму (сборник)

– У нас в лагерном бараке тоже была Муська, – сказал я.

Дочь, не видевшая меня столько лет и ловящая каждое мое слово, моментально подхватила:

– А красивая?

– Да, – сказал я.

– Пап, расскажи!

– Не стоит, дочь.

– Ты мне сто лет ничего не рассказывал! – скривила она губки.

– Ну, расскажи, пап, – поддержала Татьяна.

Я не дал им себя долго уговаривать.

– Хорошо, слушайте.

Она ещё была совсем котенком, когда я впервые увидел ее. Меня тогда только что перевели в барак отряда строгих условий содержания (СУС), или, как сейчас это называется, ОСУОН – Отряд строгих условий отбывания наказаний. ОСУОН занимал весь первый этаж третьей части трёхэтажного корпуса. На втором этаже располагался штаб администрации.

Жилой барак камерной системы – это где уже подъём на час позже, в шесть утра, телевизор (полтора часа в сутки по расписанию) и койки к стене не пристёгиваются. Но также запрещено общение между секциями отряда, прогулка столько же по времени и много других камерных «благ», которые благополучно перекочевали из ШИЗО/ПКТ лагеря в строгий барак.

Но там есть живые люди, арестанты, с кем можно поговорить и обсудить прочитанное или увиденное по ТВ.

Котенок был удивительный, хотя внешне банально серый, полосатый. Таких кошек в одной России миллионы, наверное, живут.

Муська была всегда в центре внимания. Когда все собирались в кружок – обсудить последние новости или ещё что-нибудь, она садилась обязательно в центре круга. Это действительно было комично: сидят урки, кто на табуретке, кто на кортках, и выходит Муська своей мягонькой, действительно кошачьей походкой. Усаживается в центре и ждёт, когда кто-нибудь начнёт с ней играть.

Играла она неутомимо, со всеми, часами подряд. Потом, наигравшись и облизавшись, падала на первую попавшуюся шконку и засыпала крепким детским, своим кошачьим сном. Причём спала она непременно на спине, раньше я никогда не видел, чтобы кошки так спали. И всегда так, что если голова немного была повернута в одну сторону, то задние лапки – непременно в другую. Но бывало, что лежала ровно, как по струнке, так люди не все спят, ровненько-ровненько. И все четыре лапки обязательно поджаты в кулачки. Зрелище, в общем, было уникальное.

Больше всего с ней возился зэк по имени Тимур. Молодой парень, осуждённый за убийство ещё в 16 лет. И из девяти лет приговора он отсидел к тому времени уже более трети срока. Тимур называл её «кошечка».

Когда Муська просыпалась и начинала вылизывать свои лапки и тельце, Тимур отходил за шесть-семь шконок и начинал её звать, стуча пальцами по краю койки второго яруса. Муська сразу прерывала свой туалет и после короткой охотничьей изготовки делала рывок, перепрыгивая с койки на койку. Добежав до Тимура, она вставала на дыбы. И пыталась передними лапами, не выпуская коготочки, по-охотничьи азартно ловить его бритую голову. Тимур тихонечко уклонялся, но она, играя, задевала его. Все зэки, видевшие эту сцену многие десятки раз, замирали. И в финале дружно гоготали, будто видели все впервые.

Наверное, так оно и было: каждый раз Муська проделывала свой фокус по-разному. Смотрела, готовилась, прыгала, махала лапами, задирчиво поджимая ушки и скаля рот. Как маленькая тигра.

Так прошли остаток лета и осень. Муська, оставаясь котёнком, была счастлива, обожаемая зэками и окружённая заботой Тимура. Наблюдать за ней было удивительно и приятно всегда.

Но в первой половине декабря, после того как уехал на этап один очень серьёзный фрязинский бандит Олег, не допускавший своим авторитетом беспредела со стороны администрации по отношению к сусовским, обстановка сильно накалилась. Администрация стала нас прощупывать, чтобы ужесточить режим. И, следя за реакцией, стала по очереди закрывать в ШИЗО наших парней.

Первым закрыли Вовку Боксёра. Он обладал из всех наибольшим авторитетом, и сломать его было для администрации очень важно. За шестнадцать дней до освобождения ему дали пятнашку. Прессовали серьезно, но не сломали, Володя крепкий парень был. Но и в лагерь не выпустили, и он освобождался прямо из ШИЗО.

За Володей сразу закрыли Молдавана. Он во время прогулки снял шапку, чтобы поправить на ней что-то. Вывод офицера – нарушение формы одежды – пятнадцать суток. Потом закрыли Тимура. Как и Молдавана – под каким-то явно надуманным предлогом. Дали пятнадцать суток, потом добавили ещё. Не знаю, что именно и какие пытки послужили тому причиной, но Тимур, не сломавшись, загнал под сердце штырь. Его еле спасли, отвезя в вольную операционную. Потом, после всего, он, смеясь, рассказывал, как слышал, что врач сказал о нём: «Я всегда был уверен, что сумасшедших не бывает. Теперь знаю, сам видел».