Захар Прилепин - «Лимонка» в тюрьму (сборник)

Я вспомнил советский фильм, как одному солдату, до войны руководителю детского танцевального коллектива из Ленинградского дворца пионеров, приказали ехать в блокадный Ленинград. Ему было поручено собрать своих бывших воспитанников для выступления на передовой перед солдатами, оборонявшими город. В процессе поисков, придя по старому адресу одного из воспитанников, он находит в промерзлой квартире высохшее тело ещё живого мальчика, крутящего ручку патефона. На вопрос, что он делает, мальчик, глядя в сторону пустыми глазами, механически сказал, что мама сказала крутить ручку, чтоб не замерзнуть. Мужчина быстро достал из мешка сухарь и стал его раскалывать об угол стола, приговаривая: потерпи, потерпи, сейчас, сейчас согреемся. Но парень через минуту умер, так же пусто глядя в сторону или на окно, я не помню.

Я взял сухую, замёрзшую тряпку и стал протирать шконку. Менее чем через полчаса, я даже не успел протереть вторую шконку, открылась дверь, и меня перевели обратно в двенадцатиместную камеру, где через час я ощутил, что даже ноги у меня согрелись, что была редкость и весной в мае, а для февраля – небылица.

И последняя, крайняя камера справа. Это вообще было нечто. Две стены и потолок выходили на улицу. Но стена с входной дверью стояла рядышком с пожарным, эвакуационным выходом, который старшина ШИЗО/ПКТ осуждённый Яродский частенько открывал. Метр от открытой двери в мороз за тридцать превращал камеру в морозильник. Четвёртая стена была вплотную к предпоследней камере.

Для полноты картины осталось добавить, что туда тепло доходило в последнюю очередь, скорее всего только для того, чтоб система не рванула, хотя не факт – имелась там батарея вообще или нет. Ночь в этом морозильнике делала сговорчивыми почти всех. При мне туда на ночь только один раз закрывали парня. Он параллельно со мной объявил голодовку, за что-то своё. Ночью я слышал, как его выводили на продол и ставили на растяжку. Но полагаю, что в итоге он выходил туда погреться. На продоле было намного теплее.

Единственное, что мне скрашивало одиночество, – это случайно попавшая ко мне «История» Карамзина в сокращениях, видимо изданная для учащихся техникумов, для общего ознакомления. Тем не менее именно там я заметил, насколько жизнь Сталина схожа с жизнью Ивана Грозного. Совпадения иногда просто разительны. Особенно меня поразило именно то, как Грозный изменился после смерти своей первой жены, став тираном. Сталин также на могиле своей первой жены сказал, что всё самое доброе и святое он хоронит вместе с ней. Или убийство сына Грозным и отказ Сталина менять сына Якова на Паулюса, что фактически обрекло его на смерть. Это очень маленькая часть той череды сходств, которые я для себя тогда открыл. И если верить в реинкарнацию и перевоплощение душ, то Иван Грозный наверняка воплотился в Иосифа Сталина. Очень близки по духу и по судьбе. Кажется, Эдвард Радзинский говорил о Сталине, что у него была привычка писать карандашом в книгах на полях – напротив понравившихся ему мест о поступках или мыслях – слово «учитель». И биография Грозного у него была исписана вся этим словом. «Учитель», «учитель», «учитель»…

В этой просторной камере одна из шконок не пристёгивалась к стене, так как заходила глубоко под большой деревянный стол. Сидеть на ней было удобнее, чем на другой лавке с противоположной стороны стола, которая была низкая и тонкая, стол получался почти на уровне горла. Но с другой стороны, долго на железе шконки сидеть было холодно, и в любом случае приходилось вставать и заниматься гимнастикой. Все швы на шконках, батареях и уголках, сваренные по периметру столов и лавок, были не обработаны напильниками. Как и полоски на всех шконках ШИЗО/ПКТ и ЕПКТ. Сплошные толстые заусенцы, оставшиеся ещё от заводской гиль отины, где они резались, или, может, от полутупой фрезы, умышленно не удалялись. И первое время я по неосторожности постоянно резал пальцы. Места стыков полосок с рамой кровати также изобиловали заусенцами и острыми крючками от капель сварки.

Был уже вечер, примерно за час или полтора до отбоя. Я стал выбираться из-за стола на вечерний променаж. И тут случайно зацепился за один из наиболее торчащих крючков. Самое обидное, что я знал этот крючок и уже неделю осмотрительно и благополучно перелезал через него. Но сейчас поспешил немного и таки зацепился, не отойдя ещё от Карамзина. Крючок тут же напомнил о себе треском ткани с обратной стороны коленки.