Захар Прилепин - «Лимонка» в тюрьму (сборник)

Наутро я оценил, какое наслаждение может вызвать возможность смотреть в окно! (Следует сказать, что и тут «окном» высокопарно я называю фрамугу, открытую в моменты проветривания вагона от табачного дыма.) Понять это может только тот, кто три месяца провёл в помещении без окон. Назвать окнами зарешечённые проемы, закрываемые подобием металлических горизонтальных жалюзи, заткнутые всяким хламом, не поворачивается язык. Выходя в коридор на утреннюю проверку, все подследственные как по команде обращают свой взгляд во внутренний двор. Ведь там растут деревья! А тут вдруг – целая лесополоса, снег, какие-то дали, чахлые полустанки, люди. Забытый, призрачный мир.

Затем решил перечитать полученные письма. Но вдруг, внезапно и очень сильно разболелась голова. Любое резкое движение или перемена положения начали вызывать чудовищные болевые приступы. И тут я призадумался… Саратовские тюрьмы и зоны вообще-то пользуются дурной славой. Поэтому возможная встреча этапа в Саратове позволяла оценить московские проводы как доброе напутствие. В таком состоянии, с головной болью, скакать по рельсам и пулей залетать в автозак представлялось абсолютно невозможным. Болеутоляющих таблеток нет. Оставалось только старое арестантское средство – чифирь. Кофеин, который в нем содержится, уменьшает просвет периферийной капиллярной сети, повышая артериальное давление, но зато расширяет сосуды головного мозга, снимая спазмы, являющиеся причиной головной боли. Чай у меня был в избытке, однако допроситься у конвойных кружки кипятка оказалось невозможным. Оставался единственный способ – съесть чай сухим. Да, именно так.

Насыпав полную горсть крупнолистового чая, я ещё пару секунд посомневался, что важнее сохранить: желудок или рёбра? Желудок был принесён в жертву. По вкусу чай был похож на пыльное прошлогоднее сено. Стоически умяв всё и запив водой, я стал ждать результатов. И оказалось – не зря! От головной боли остались лишь воспоминания.

Приближался вечер, а с ним и цель путешествия. Морально приготовился к суровой гостеприёмке. Однако всё произошло на удивление просто. Автозак подогнали вплотную к вагону, и через несколько секунд я уже сидел в знакомой и умиротворяющей темноте его утробы…

Из автозака выводили последним. В абсолютно спокойном и расслабленном темпе я прогулялся по двору до указанной двери. В освещённых коридорах Саратовского СИЗО – тишина и подобие ремонта. Снова процедура сверки анкетных данных. Затем конфузная, но необходимая процедура проверки у врача. Она даже обрадовала, поскольку позволяла надеяться, что у соседей по нарам не будет гниющих язв, чесотки и вшей.

После медицинского осмотра закономерно последовал шмон. В отдельном помещении старший лейтенант попросил сначала снять все вещи для досмотра. Я привычно хамлю: «Старшой, ну ты что, хочешь, чтоб я простыл? Сначала врач, потом ты… Холодно же!» Удивительно, но он не реагирует на немыслимую вольность в обращении. К сотрудникам милиции полагается обращаться либо «гражданин начальник», либо по званию опять же с приставкой «гражданин». (Как я потом убедился, в Саратове это строго выполняется.)

За одеждой последовали вещи. Внимание привлекли мои ботинки: «Не положено. В них металлические носки и супинаторы». – «У меня нет другой обуви. В чём мне на прогулку и в суд появляться? В тапочках, что ли?» – «Тогда давай вытащим супинаторы из подошв. И шурупы выкрутим». – «Да прекрати, старшой! Эти ботинки Петровку прошли, Бутырку прошли, и сейчас будем разбирать, да?» В конце концов договорились, что ботинки в нетронутом виде я сдам на склад и получу их оттуда при поездке в суд. Пришёл кладовщик из заключённых. Оформил квитанцию.

Но, видать, старлей решил отыграться. Достав пакет с сухим молоком, он пробурчал своё привычное: «Не положено!» – «Старшой, почему?» – «Откуда я знаю, что там, может, кокаин?» – «А ты попробуй». – «Не хочу». – «Тогда давай я попробую». – «На свободе попробуешь».

Поняв, что в этот раз я проиграю, и не желая показывать свою заинтересованность, я поставил точку, сказав ему: «Ну, приятного аппетита!»

Сейчас поражаюсь, как мне сошло с рук такое хамство.

СИЗО Бутырка

О Николае Глушкове я услышал в первые же дни пребывания в Лефортове. Бывший директор «Аэрофлота», друг и партнёр Березовского, был задержан при попытке побега из тюремной больницы, сообщило радио камеры 66. Далее диктор объяснил, что на днях заканчивался срок ареста опального директора и задержание при попытке побега пришлось как нельзя кстати. Теперь Глушкова ждёт новое обвинение. Я улыбнулся. Я уже знал кое-что о методах работы конторы и понимал, что такой ход вполне в духе лубянского преступного сообщества. Однако поделиться своими мыслями было не с кем: одетый в синюю казённую робу, я был на карантине один. У меня отобрали всю тёплую одежду, и я в надежде хоть как-то согреться мерил шагами камеру, ругал чекистов и ожидал дальнейшего развития событий.