Мэтью Квик - Нет худа без добра

– Макс горюет по кошке Алисе, – сказал я, просто сообщая факт.

– Люди горюют по самым разным поводам. Наверное, тут не надо оценивать и сравнивать причины.

Я кивнул, полностью соглашаясь с ней и думая, что далай-лама тоже кивнул бы, если бы присутствовал у нас на кухне.

– А что вы пили? – спросила Венди.

– «Гиннес».

– Ух ты! Я обожаю «Гиннес». Говорят, что «Гиннес» полезен, одна из самых полезных марок пива. Кажется, то вещество, которое придает ему черноту, полезно для сердца. Я что-то читала об этом. Поэтому я всегда выбираю «Гиннес». И его слишком много не выпьешь – это пиво очень насыщенное. Так что можно сказать, что оно к тому же самое безопасное. Я рада, что вы с Максом…

– Почему вы сегодня в очках? – спросил я.

Вопрос был логичным. Люди обычно не носят темные очки в помещении. Венди до сих пор ни разу не надевала их, приходя ко мне. Так что вопрос выскочил у меня сам собой, но я тут же понял, что он очень непростой и приятной беззаботной беседы у нас не получится. Будто мы поменялись ролями и я стал консультантом; по крайней мере, у меня было такое ощущение. Я как бы чувствовал, что должен им стать, что надо что-то сделать и сделать это должен я.

Венди запнулась и несколько секунд молчала, обдумывая ответ. Мысленно я представил себе, как она смотрит вверх и влево, но точно я не мог сказать из-за двух черных стекол, в которых были видны два отражения круглого плафона под потолком, две одинаковые механические луны.

Наконец она сказала:

– Я играла в софтбол с моим другом и его приятелями и не успела увернуться от одного из ударов. Хотите полюбоваться?

Я ничего не ответил, но она тем не менее сняла очки. Ее левый глаз распух и был практически закрыт. Вся глазная впадина переливалась желтым, пурпурным и зеленым цветами, как бензиновая лужа.

– Судя по выражению вашего лица, мне лучше надеть очки, – сказала Венди и, сделав это, улыбнулась, но неискренне, что было еще неприятнее, чем вид ее синяка.

«Помнишь, какие синяки были у нее на руке на прошлой неделе? – мысленно услышал я Ваш шепот, Ричард Гир. – Этой женщине нужна помощь. Надо ее спасать».

На ее запястье все еще имелось покраснение, хотя и гораздо более слабое, чем прежде.

Сердитый человечек у меня в желудке вовсю мутузил меня руками и ногами.

Было ясно, что она попала в беду.

Я даже вспотел.

– Бартоломью, – обратилась она ко мне. – Вы хорошо себя чувствуете?

Я кивнул и стал рассматривать свои шнурки.

– Выглядите вы неважно.

Я крепился как мог, стараясь ничего не говорить.

– Что случилось?

Я понимал, что, если скажу то, что думаю, это только ухудшит дело.

– Бартоломью?

Внутри у меня что-то менялось.

– Вы можете открыто говорить со мной. Это вполне надежно. Вы можете…

Я потерял контроль над собой, и у меня вырвалось:

– Я гляжу на ваш глаз и невольно чувствую вашу боль. Такое со мной бывает.

Я уже давно никому не говорил такого. Наверное, это Вы, Ричард Гир, говорили через меня. Наверное, я как бы играл роль, произносил то, что было написано в сценарии. По опыту я уже знал, что теряю друзей из-за таких высказываний и становлюсь одиноким. Я не хотел этого говорить. «Кретин!» – воскликнул маленький человечек у меня в желудке.

(Должен признаться, что в последнее время все во мне как-то раскрепощается, я чувствую себя как какой-нибудь цветок, впервые раскрывающийся миру. Я не понимаю, почему это происходит, и не контролирую этот процесс. Цветы же не думают: «Наступил май, дай-ка я потянусь к солнцу и раскрою свой кулак в открытую ладонь». Они вообще не думают, а просто растут. Когда наступает нужный момент, их стебли распускают разноцветные лепестки и цветы становятся красивыми. Я не стал красивее, чем был при маме, но чувствую себя как раскрывающийся кулак или как распускающийся цветок, как загоревшаяся спичка или целая грива красивых волос, рассыпающихся после того, как женщина развязывает удерживавшую их ленту. Очень многое, ранее невозможное, становится возможным. Я думаю, что, может быть, именно по этой причине я не плакал и не горевал, когда мама умерла. Разве лепестки цветка плачут и горюют, когда они покидают зеленый стебель? Может быть, я провел первые тридцать восемь лет своей жизни внутри своего стебля? Меня занимают очень многие вещи, Ричард Гир, и когда я читаю о Вашей жизни, мне кажется, что и у Вас были когда-то подобные мысли и именно поэтому Вы бросили колледж и не стали фермером, как Ваш дедушка, или страховым агентом, как Ваш отец. И по той же причине многие считают Вас замкнутым, тогда как Вы просто стараетесь быть самим собой. Я читал, что, учась в колледже, Вы ходили в одиночестве в кино и проводили там долгие часы, изучая игру актеров, развитие сюжета и другие особенности киносъемки. Вы обучились всему этому самостоятельно. Наверное, тогда Вы были еще в стебле, прежде чем распуститься в знаменитую мировую кинозвезду Ричарда Гира с такими яркими лепестками. Но, как я понял из Вашей биографии, это было нелегко. Вы очень долго играли на сцене. В одной книге написано, что в Вашей квартире в Нью-Йорке не было ни воды, ни отопления. А потом Вы снялись в очень многих фильмах, прежде чем стали знаменитым. Вы всегда соперничали с Джоном Траволтой, и сначала Вам платили гораздо меньше, чем ему. Но теперь Вы стали Ричардом Гиром. Ричардом Гиром! )