Элиф Шафак - Честь

Подросток убил свою мать, защищая «семейную честь». 2 декабря 1978 года.

Шестнадцатилетний подросток турецко-курдского происхождения, проживающий в Хакни, нанес своей матери смертельный удар ножом, защищая семейную честь. Искендер Топрак убил Пимби Топрак возле дома на Лавендер-гроув, где жила семья.

Как стало известно, тридцатитрехлетняя мать троих детей имела внебрачные отношения с мужчиной. По словам соседей, в последнее время Эдим и Пимби Топрак не жили вместе, хотя их брак не был расторгнут. «Если отец семейства отсутствует, старший сын берет на себя обязанность охранять честь семьи, а Искендер был старшим», – сообщил один из свидетелей трагедии. Сейчас полиция выясняет, действовал ли подросток, который до сих пор находится на свободе, по собственной инициативе, или же прочие члены семьи, разработав план возмездия, использовали Искендера как орудие.

Представитель Скотленд-Ярда сообщил «Таймс», что подобный случай не первый и не последний в Великобритании и Европе. В настоящий момент полиция расследует 150 убийств, связанных с вопросами семейной чести.

«Полагаю, что на самом деле число таких убийств значительно больше, так как далеко не все случаи попадают в поле зрения полиции, – сказал представитель Скотленд-Ярда нашим корреспондентам. – Часто семьи ухитряются скрыть произошедшую трагедию. Жертву объявляют уехавшей в неизвестном направлении, все следы заметаются».

«Диаспоры, где семейная честь ценится значительно дороже, чем человеческая жизнь, растут как раковая опухоль и представляют огромную опасность для современного общества», – утверждает представитель Скотленд-Ярда.

У меня так трясутся руки, что газетный листок выскальзывает из пальцев, словно подхваченный ветром. За сигарету я отдал бы полжизни. Или за глоток виски. Крепкого виски, отшибающего мозги. Мой отец знать не знал, что мы с парнями частенько баловались пивом и сидром. Виски, правда, никогда себе не позволяли. Виски – это высшая лига. Я впервые попробовал виски здесь. В тюрьме можно получить все, что угодно, если знать правильные подходы.

Я поднимаю листок, складываю вдвое, загибаю уголками в середину. Квадрат, два треугольника, прямоугольник… Через несколько секунд в руках у меня бумажный кораблик. Я опускаю его на пол. Жаль, что здесь нет воды, чтобы он отправился в плавание. Нет ветра, чтобы раздуть его паруса. Поэтому кораблик недвижим. Он всегда будет здесь. Как и боль, сдавившая мне грудь.

Мы жили в Хакни, на улице, которая называлась Лавендер-гроув. Мама была до крайности разочарована, выяснив, что название улицы совершенно не соответствует истине и лаванда здесь не растет и никогда не росла. Она не расставалась с надеждой найти хоть один куст лаванды – может, в чьем-нибудь саду или на клумбе. Мечтала полюбоваться нежно-лиловым ковром.

Мне нравилась улица, нравился район. Парикмахерские, где плели африканские косички, ямайские кафе, еврейские булочные, прилавки с фруктами, которыми торговал мальчишка из Алжира. Он ужасно смешно произносил мое имя и всякий раз вручал мне какой-нибудь маленький подарок. За углом жили нищие музыканты, которые каждый день репетировали с открытыми окнами, благодаря чему я имела возможность познакомиться с музыкой Шопена, хотя понятия не имела о том, кто это такой. Художник, который работал на рынке на Ридли-роуд, готовый нарисовать портрет всякого, кто выложит за это десять шиллингов, однажды нарисовал мой совершенно бесплатно, за одну лишь улыбку. В общем, здесь царило смешение национальностей, рас и религий.

Прежде чем перебраться сюда, мы жили в Стамбуле. Там мы с Искендером провели первые годы детства, но теперь мне кажется, это было не только в другой стране, но и в другой жизни. В мае 1970 года, незадолго до рождения Юнуса, мы переехали в Англию. Память нашей матери, как и у всех эмигрантов, была избирательна. Когда она вспоминала о прошлом, воображение ее рисовало исключительно приятные картины: теплое солнце, горы пряностей на рыночных прилавках, запах моря, приносимый ветром. Покинутая родная страна оставалась для нее частью земного рая, Шангри-Ла, убежищем, куда она всегда может вернуться, если не в реальности, то хотя бы в мечтах.

Мои воспоминания были не только радужными. Уверена, дети и родители хранят в памяти разные эпизоды жизни. Возвращаясь мыслями к нашей квартире в подвале старого дома, я вспоминала мебель, обтянутую голубой тканью, круглые вышитые салфеточки на кофейном столике и кухонных полках, заросли плесени на стенах, окна, выходящие на тротуар. Я помню, что в нашем полутемном жилище всегда хрипло орало радио, а в воздухе ощущался запах гниения.