Элиф Шафак - Честь

– Мужчина подобен железу, сынок. Его нужно раскалить любовью и охладить ненавистью, – заключил Баба и смолк, давая сыну время усвоить урок.

Эдима очень беспокоило, что он до сих пор не испытал столь сильных чувств, но он скрывал свою тревогу. В тот же год у него впервые случился приступ астмы – болезни, которая слегка затихла в отроческие годы, но так никогда и не покинула его окончательно, преследуя всю жизнь.

Время от времени Баба-трезвый приносил домой отходы со скотобойни, расположенной поблизости, – обрезки мяса, кости и требуху. В таких случаях он одалживал у своего начальника автомобиль и вез всю семью на пикник с барбекю. Эдим и два его брата, устроившись на заднем сиденье, хвастались, сколько сосисок или телячьих ножек они могут съесть за один присест. Баба, сидя за рулем, рядом с женой, отпускал шуточки, а иногда, если он пребывал в особенно благодушном настроении, начинал петь. Песни он предпочитал печальные, но исполнял их на редкость жизнерадостно. Автомобиль, нагруженный кастрюлями, сковородками и скатертями, несся к холмам над Босфором, и сердца всех его пассажиров были наполнены радостью и весельем. Поблизости от места, где они обычно устраивали пикник, располагалось кладбище, и это им не слишком нравилось, но тут уж ничего нельзя было поделать. Так повелось в Стамбуле с незапамятных времен: мертвым отводят самые красивые места, откуда открываются великолепные виды.

Выскочив из машины, мальчики подыскивали подходящее местечко в тени. Прежде чем разложить вещи, мать непременно читала молитву, испрашивая у тех, кто был здесь погребен, разрешения ненадолго потревожить их покой. К счастью, умершие всегда давали благоприятный ответ. После нескольких секунд напряженного ожидания Айша кивала, и тогда они расстилали покрывала и раскладывали подушки. Мать разжигала переносную плиту и принималась готовить мясо. Тем временем мальчики, одурев от счастья, носились вокруг, разоряя муравейники, охотясь за кузнечиками и играя в зомби. Соблазнительный запах жареного мяса наполнял воздух, и Баба потирал руки, предвкушая тот момент, когда откроет первую бутылку ракии.

Иногда он начинал медленно, постепенно набирая темп. Иногда срывался с места в карьер, один за другим осушая три стакана подряд. Впрочем, каким бы ни было начало, конечный результат всегда оставался неизменным.

Стоило Баба прикончить первую бутылку, в его поведении появлялись зловещие особенности. Он начинал хмуриться, бормотал под нос проклятия и бранил сыновей по таким ерундовым поводам, что уже через минуту никто не мог вспомнить, что именно вызвало его недовольство. Его раздражало буквально все: еда была слишком соленой, хлеб черствым, лед недостаточно холодным. Чтобы успокоить нервы, он открывал вторую бутылку.

К концу пикника, когда солнце клонилось к закату, чайки с криками носились над водой, а время, казалось, замирало, воздух был насквозь пропитан резким запахом аниса. Баба доливал в свой стакан воды, наблюдая, как прозрачная жидкость приобретает молочный оттенок, такой же мутный, как и его мысли. Через некоторое время он поднимался на шаткие ноги и, устремив печальный взгляд в сторону кладбища, произносил тост, обращенный к мертвецам.

– Вам здорово повезло, ребята, – говорил он. – Не надо больше выплачивать аренду, покупать бензин и кормить детей. Ваши жены при всем желании уже не смогут вас пилить. Ваши начальники уже не смогут вас уволить. Вы сами не знаете, какие вы счастливцы. – Могилы внимали этой речи, а ветер носил туда-сюда сухие листья. – Из праха мы пришли, в прах и уйдем, – провозглашал Баба.

Когда наставало время возвращаться домой, отец требовал, чтобы мальчики сели впереди, рядом с ним. И хотя они сидели тихо, как мыши, едва дышали и редко позволяли себе сказать хоть слово, приступ ярости все равно был неминуем. Причиной могло быть все, что угодно: выбоины на дороге, отсутствующий дорожный знак, бродячая собака, выскочившая перед машиной, новости, которые передавали по радио. Этот новый глава русских, Хрущев, похоже, сам не знает, что делает. Видно, мозги у него совершенно протухли от водки – дрянного напитка, который не идет ни в какое сравнение с ракией. Насер слишком много ожидает от арабов, которые говорят на одном языке, но никогда не слушают друг друга. И почему только иранский шах не разведется со своей второй женой, которая явно не способна родить ему наследника?

– Что за бред! Этот мир катится к чертям!