Ирэн Роздобудько - Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…

Все идет как надо.

Едва лишь она заставила себя улыбнуться этой мысли, как кто-то толкнул ее – да так, что сливки из большого бумажного стакана вывалились на костюм какого-то мужчины, который так же, как и она, засмотрелся на выступление актеров местного театра.

Вера замерла. Ведь до сих пор ужасно боялась немцев. Они казались ей суровыми, скучными, прагматичными, а главное – в случае любой неприятности сразу же вызывали полицию.

С того стакана все и закрутилось.

Теперь Рихард настаивает на том, чтобы они жили вместе.

И это предложение вполне серьезное.

А она не способна ничего решить.

Ничего.

Если бы Вера могла хоть кому-нибудь рассказать о человеке, которого так неожиданно встретила на своем пути, если бы она могла назвать его своим, она бы сказала так: «Он – единственный во всем мире. Таких я никогда не встречала. Даже издали. Даже в кино. Я знаю, о чем говорю! И, поверьте мне, это не восторженность глупой девчонки. Это опыт. Опыт тысячи лет одиночества…»

Теперь она могла признаться, как долго ждала его! И при этом – ничего не делала, чтобы найти! Совсем ничего.

Словно во сне, проживала жизнь добропорядочной женщины, которая много чего «должна», мало чего «может» и вовсе ничего не «хочет». А к чему можно стремиться, если все сложилось так, как сложилось и, как говорится, от добра добра не ищут. Но в глубине естества, как у каждой из добропорядочных матерей семейства, у нее возникали фантазии на тему большой и несбыточной любви. И эти фантазии были слишком высокими, чтобы осуществиться. Ведь – ни много ни мало! – Вера мечтала найти своего бога. Не того единственного и всемогущего, к которому обращаются в молитвах, а маленького, «своего» – простого и смертного, который возьмет за руку и поведет туда, где обретешь себя и свой рай.

Но она никогда не видела таких. Даже издали. Ее окружал устоявшийся и привычный мир – хорошо устроенный, взлелеянный, налаженный и непоколебимый.

И во многом эта налаженность и непоколебимость – заслуга ее рук. И что она должна была делать в таком случае? Только принимать все, как есть.

Но в минуты отчаяния, которые бывают даже в непоколебимом мире, в те минуты, когда даже добропорядочные матери семейства боятся остаться наедине с собой, ведь сразу из всех щелочек души полезет недовольство, она молилась: «Господи, покажи мне его! Хотя бы издали, на расстоянии. Хоть мельком! Но так, чтобы я поняла: он есть, он существует. Если даже он и взглянет на меня, я не сделаю ни единого шага навстречу, тихо пройду мимо, не поднимая глаз. Я не побеспокою его ни движением, ни взглядом. Не произнесу ни слова. Только оглянусь издали и пойду дальше – к своим белым скатертям, обедам, обязанностям, унося в себе тайну его существования. Но я буду знать, что не зря живу. И больше мне ничего не нужно. Честное слово!»

Но она слукавила.

Она не прошла мимо. Более того – вывалила на его безупречный пиджак из серого твида сливки с клубникой! И пусть это было досадным случаем, стечением обстоятельств, в глубине души Вера знала: так должно было случиться. Ведь, если быть с собой откровенной, она слишком часто и слишком страстно твердила эту молитву.

Когда это произошло, она онемела, и из глаз ее сами по себе полились слезы. Он испугался. Он не знал, что это были давние слезы, те, которые она пыталась сдержать во время прогулки. Но повод для них появился замечательный: испорченный пиджак почтенного немецкого господина. Он оторопело и испуганно смотрел на потоки слез на лице красивой незнакомки и прислушивался к приятному акценту, с которым она повторяла: «Простите, я не нарочно…» Слезы увеличили ее глаза, сделали их яснее, щеки пылали, а губы по-детски дрожали, с трудом сдерживая всхлипывание. Не зная, как успокоить бедняжку, он, этот господин, взял из ее руки остатки десерта и… облил сливками свое второе плечо. Женщина моментально прекратила всхлипывать. Застыла с широко раскрытыми глазами.

Потом прижала ладошку к губам (этот жест тронул его еще больше, чем недавний поток слез) и засмеялась. Смех был таким же, как и слезы, – безудержным. И он рассмеялся вместе с ней. Она сняла с шеи платок и стала вытирать пиджак, еще больше размазывая по нему бело-розовые пятна. И еще больше смеясь этому вместе с ним.

Потом он просто снял пиджак и… пригласил ее в кафе.

Они просидели там до позднего вечера. Она позвонила Роману Ивановичу и предупредила, что остается ночевать у фрау Майер, своей коллеги, с которой нужно обсудить массу неотложных дел…