Рут Озеки - Моя рыба будет жить

Это вошло у меня в привычку, но через неделю после того, как мама нашла у меня шрамы и синяки, я пришла в сад и обнаружила, что ворота забаррикадированы. На территории храма шли строительные работы, так что в тот день я пришла в школу рано.

И сразу поняла — что-то изменилось. Ни одна голова не повернулась, когда я подходила, будто меня вообще никто не заметил. Я немного помялась перед воротами, потом просочилась внутрь, но никто меня не ждал, не следил за мной, не окружал. Я насторожила уши, но так и не услышала, как дети с горящими глазами сладко выпевают мое имя. Они все просто меня игнорировали и продолжали болтать друг с другом, будто меня тут и не было.

Сначала я занервничала и вроде как ощутила облегчение и даже радость, но потом подумала — нет, погодите-ка минуточку, может, они задумали какое-то мегазло. Не глупи, Нао! Берегись! Будь настороже! Так что я держала глаза открытыми и ушки на макушке и ждала. Шли утренние уроки, долбежка и долбежка — история Японии, математика, моральное воспитание, но ко мне все никто не докапывался. Никто меня не щипал, не плевал в меня и не тыкал ручкой. Никто не зажимал нос, не угрожал, что изнасилует, не притворялся, что его тошнит, проходя мимо моей парты. Мальчик, сидевший сзади, ни разу не дернул меня за волосы, и к полудню я начала верить, что кошмар наконец-то позади. Во время перерыва на обед меня оставили на час совершенно одну за партой с коробкой для ланчей, и никто не смахивал ее на пол и не наступал на рисовые колобки. На перемене я стояла сама по себе, прижавшись спиной к забору, и смотрела, как другие болтают и хохочут. Когда прозвонил звонок и уроки на тот день закончились, я шла по переполненным коридорам, будто невидимка — привидение или дух мертвеца.

Не знаю, может, этот мамин визит в школу заставил их прекратить физические пытки. Вообще-то сомневаюсь. Может, им просто надоело, и все и так прекратилось бы само собой, а мамины жалобы просто подтолкнули их в это новое русло. Не знаю, с кем там она говорила, но, скорее всего, это не был мой новый классный руководитель Угава-сэнсей — он заменял в девятом классе постоянную учительницу, которая ушла в декрет. Думаю, мама сразу пошла к начальству, к замдиректора или даже к самому директору, а думаю я так потому, что Угава-сэнсей делал то же, что мои одноклассники, — игнорировал и притворялся, что в упор меня не видит и не слышит тоже. Сначала я не замечала. Он всегда меня игнорировал и никогда не вызывал, а поскольку я никогда не поднимала руку на уроке, чтобы ответить на вопрос, можно сказать, что это было взаимно. Но потом он придумал эту новую штуку во время утренней переклички. Он читал мое имя — «Ясутани!», а я отвечала: «Хай!», но, вместо того, чтобы отметить, что я присутствую, он кричал еще раз: «Переводная ученица Ясутани!», будто не слышал меня. И опять я отвечала «ХАЙ!», громко, как могла, но он хмурился, тряс головой и отмечал, что я отсутствую. Так продолжалось пару дней, пока я не заметила, что некоторые мальчики хихикают, и тут до меня начало доходить. Тогда голос у меня прекратил работать. Как бы я ни старалась, я не могла выдавить ни звука. Мышцы горла будто превращались в руки убийцы, душащие мой голос, когда он пытался выбраться наружу. Иногда кто-то из ребят отвечал за меня, услужливо сообщая: «Ясутани-кун ва русу дэсу йо» [47] Ясутани-кун ва русу дэсу йо — Ясутани отсутствует. , и спустя какое-то время на перекличке я уже просто сидела, уставившись на исцарапанную парту, крепко сжав губы, потому что знала — они все участвуют в шутке, все хихикают про себя.

Был в этом какой-то странный покой. Меня не так уж раздражало молчаливое хихиканье — по крайней мере, шрамов оно не оставляло, и я почти могла порадоваться за Угаву-сэнсея, как он набирает очки у популярных ребят в классе и вообще ладит с ними. Учитель на замену — создание еще более жалкое, чем переведшийся ученик, а Угава-сэнсей был даже еще большим лузером, чем я, и мне было его жаль.

Голова у него по форме и окраске напоминала эноки [48] Эноки — мелкие грибы белого цвета с круглой маленькой шляпкой на длинной нитевидной ножке; растут колониями в темных местах, никогда не видя солнечного света. ; он лысел, и зубы у него были плохие, а носил он полиэстровые водолазки с хлопьями перхоти на плечах — будто споры. И пахло от него плохо, несло как от козла.

Я все это говорю не со зла, а просто, чтобы тебе было понятно, как ничтожна была вероятность того, что такой лузер, как Угава-сэнсей, станет популярной фигурой у заводил класса, но благодаря мне это все-таки случилось. Я видела радостное волнение у него на лице, когда он называл мое имя и притворялся, что ждет ответа. Я видела это по тому, как он смотрел на меня, потом — сквозь меня, так убедительно, я почти могла поверить, что меня здесь нет. А отсутствие мое он отмечал триумфальным росчерком карандаша, будто это было прямо какое-то достижение.