Рут Озеки - Моя рыба будет жить

— Да, мама была чудачкой. Типичной японкой ее не назовешь.

— Тебя тоже, — он поднял длинный телеобъектив, к которому случайным довеском лепился айфон, и, сканируя ветви дугласовой ели, внимательно изучал экран. Деревья выделялись темным на фоне светлого неба, и у него были сложности с контрастом.

— Знаю, — сказала Рут. — Но я стараюсь. Хорошо было побывать сегодня утром на кладбище. Кизиловое дерево выглядит уже не таким кривобоким.

Он навел камеру на группу кедров.

— Он должен был бы уже хорошо укорениться. Вполне может пережить еще несколько лет небрежения и засухи.

Он стал возиться с объективом, пытаясь найти фокус. Мюриел принесла с собой собственный мощный бинокль. Прислушиваясь к разговору, она сканировала ветви.

— Мне не кажется, что твоя мама была чудачкой, — сказала она. — Мне она правда нравилась. На острове многие ее любили. У нее здесь были друзья, хотя она не всегда могла вспомнить, кто они такие. Жалко, что вы хотя бы скромных поминок не устроили. Если не для нее, так ради всех остальных.

— Да знаю, знаю…

— Ты знала, что Бенуа навещает ее могилу? Приносит ей маленькие игрушки из «Фристора».

Рут примолкла. Бенуа. Ну конечно. Мюриел права, это было жалко. Она поменяла тему.

— На самом деле, это я насчет Нао и Дзико. Японцы исключительно серьезно относятся к мемориальным службам. Дзико умерла в марте, верно? Нао обещала каждый год возвращаться в храм, чтобы помогать. Храм находился на севере Сендай, рядом с побережьем и эпицентром землетрясения. В общем, вопрос в том, находилась ли она там 11 марта в 2011? Мне кажется, факты говорят в пользу этого варианта. Она была там, она знала, что идет волна, схватила несколько пакетов Мудзи и засунула внутрь самое ценное, что у нее было — ее дневник, письма Харуки и часы…

— Какой смысл гадать? — спросил Оливер. — Ты даже еще читать не закончила.

Мюриел опустила бинокль. Остолбенев, она уставилась на Рут.

— Ты не закончила читать?

— Нет, — сказала Рут. — Еще несколько страниц осталось.

Мюриел покачала головой.

— Я тебя не понимаю, — сказала она. — Я бы села и не вставала, пока не прочла бы всю эту чертову штуку с начала и до конца, прежде чем искать подтверждения каким бы то ни было спекуляциям. Я бы дочитала до конца во что бы то ни стало.

Рут разглядывала пушистые облака над головой и думала, как получше на это ответить.

— Ну, — сказала она, — я понимаю, что ты хочешь сказать, но я пыталась соразмерить темп чтения с дневником. Я чувствовала, что это мой долг перед Нао. Мне хотелось читать с той же скоростью, с какой она жила. Теперь это кажется глупым.

Она остановилась, не зная, стоит ли продолжать.

— А еще есть проблема с концом… — сказала она наконец.

— А что случилось с концом?

— В общем-то, ничего. Просто он постоянно… меняется.

— Меняется?

— Отступает, — сказала Рут.

— Интересно, — сказала Мюриел. — Может, попробуешь объяснить?

И Рут попробовала. Она рассказала, как пролистнула страницы до самого конца, чтобы убедиться, что они заполнены, а потом обнаружила, что эти же самые страницы вдруг опустели, как раз когда она собиралась их прочитать. Она взглянула на Оливера в поисках поддержки. Он поднял брови, одновременно пожав плечами.

— Странновато, — сказала Мюриел. — Простите, ребята, за вопрос, но не курили ли вы травку?

— Конечно, нет, — сказала Рут. — Ты же знаешь, травку мы не употребляем.

— Просто хотела убедиться, — сказала Мюриел. Она сидела на рассохшемся шезлонге, который вдруг издал до того зловещий скрип, что Оливер нервно вскинул глаза. Мебель на террасе, как и сама терраса, как и весь дом, если уж на то пошло, была в довольно жалком состоянии, и он все ждал, что истерзанные погодой доски провалятся и кто-то упадет вниз.

— Интересные вещи ты описываешь, — сказала Мюриел, накручивая на палец кончик косы. — Читатель, столкнувшийся с пустой страницей. Это как писательский ступор, только наоборот.

Рут поразмыслила над этим.

— То есть ты имеешь в виду, я, будучи ее читателем, впала в ступор, и поэтому слова исчезли? Мне это не нравится. И потом, в этом нет никакого смысла.

— Трудно сказать. Свобода воли — штука сложная. О чем она писала, когда страницы вдруг стали пустыми?

— Она как раз догнала саму себя. Добралась до сейчас ее истории. Она сидела на автобусной остановке в Сендай, и последними словами были «так вот как ощущается “сейчас”». А потом ничего. Пусто. У нее больше не было слов, пока…