Антонио Редол - Яма слепых

На самой длинной стене, где на уровне груди шли три окна, в темных и широких рамах висели портреты его отца и деда, и тут же, над маленьким бюро с точеными ножками, было оставлено место для портрета самого Диого Релваса, который повесят здесь после его смерти, повесят точно посередине. Разумеется, он уже предупредил о том своих детей. На противоположной стене не было ничего, кроме двух лошадиных голов: одна — гнедого, на котором ездил Дон Педро [ Дон Педро (1798-1834) — имеется в виду Педро IV , король Португалии, он же Педро I Освободитель, император Бразилии, он же граф Браганский, который боролся против захватившего власть в Португалии и объявившего себя абсолютным монархом Дона Мигела (1802-1866) и его сторонников, мигелистов. ] во времена либеральных войн, публично дарованная Релвасу за верность идеям, другая — белого, бело-фарфорового, который принадлежал Дону Мигелу — Михаилу Архангелу времен Вила-Франкада) [ так были названы контрреволюционные события 1823 г., в результате которых конституционный режим был отменен и восстановлен абсолютизм. ]. Этот белый конь был потихоньку выведен из конюшен Релвасов в одну из ночей, которую абсолютный монарх проводил неподалеку от их имения, и отец Диого, униженный, но кипевший от злобы, в знак покаяния вынужден был привести коня в стан вооруженных дубинками мигелистов, которые еще накануне, окружив его помещичий дом, угрожали ему.

После пережитого позора Жоан де Менезес Релвас никогда больше не занимался политикой. И две набальзамированные лошадиные головы стали символом слов, которыми он напутствовал сына: «В нашем доме никто не должен заниматься политикой… Даже когда на карту поставлена жизнь. Политика — только для политиков… Тебе хорошо известно, что такое публичная женщина. Так вот, мужчины в политике уподобляются публичным женщинам. Понимаешь?! — И добавил: — Однако это совсем не значит, что среди политиков у нас не должно быть друзей… Наоборот, как друзья, они особенно ценны. Тебе хорошо понятна разница?!»

Да, Диого Релвасу урок пошел на пользу, вот потому-то он сейчас и собрал здесь землевладельцев Рибатежо, которых мелочные соблазны могли сбить с толку в такой тяжкий час.

А две висящие лошадиные головы как бы говорили, что в табунах семьи Релвасов всегда достанет жеребцов и кобыл для португальских королей и что Релвасы служат короне, не интересуясь тем, какая партия у власти. И совершенно ясно: теперь Релвасам надлежало выбирать между одинаково влиятельными прогрессистами и возрожденцами весьма и весьма осторожно, дабы «благородный институт земледелия» не пал жертвой мести и преследований.

Сеньоры Алдебарана вверяли себя четырем ветрам, что дули на их землях в Рибатежо и Алентежо, дубовые рощи которых (Монте-де-Сор), посевные поля (Эстремос и Куба) и виноградники (Борба) [ Название земель, расположенных в округе Бежа на юге Португалии. ] приносили большие доходы дому Релвасов.

Однако в кругу семьи Релвасы особенно гордились доходами, которые шли из Испании. О том говорила висевшая в глубине зала свирепая и надменная голова черного быка. Победивший во многих кровавых схватках бык Землетрясение с прямыми и острыми, как два кинжала в руках алжирца, рогами покрыл славой имя хозяина и его тавро, убив на корриде в Севилье пять лошадей и отправив в больницу двух матадоров и трех бандерильеро, несмотря на двенадцать уколов железной пики.

Матадор, убивший этого быка, а затем и его собратьев, сразу, как только Землетрясение вырвался на арену, испугался за свою жизнь. И столько страху он натерпелся, что сам себе пообещал отрезать косичку, даже если Пресвятая дева будет умолять его снова надеть сверкающий наряд матадора. Диого Релвас любил рассказывать следующее: «Когда матадора спросили, почему он такой бледный и задумчивый, он, будучи большим весельчаком и шутником — черт побери, таковы, как правило, севильцы, — ответил: „Vengo de la guerra, hombre*. И какой войны!…“ [ Я иду с войны (исп.). ]

Вот и для Диого Релваса последняя неделя тоже была неделей войны, не принимать участие в которой он никак не мог, разве только отрезав косичку земледельца и мужчины. Мужчины, который достоин этого звания. В себя Диого Релвас верил. Но вот в других?! За Алентежо он не боялся: индустрия не имела и не будет иметь никаких притязаний на эти земли. В этом он уверен!

— Новости вам хорошо известны? — спросил он твердо. Четверо землевладельцев ждали, что последует за вопросом.