Антонио Лусио встал, отбросил стул и велел ему замолчать. В замешательстве Шико умолк на какую-то долю секунды.
— Он ведь оскорбил вашего батюшку. И отец ваш приказал мне его проучить.
— Но ведь он не сказал, чтобы ты убил его.
— Нет-нет, сеньор. Я и не убивал его. Но ведь нужно понимать и то, что тебе хотели сказать.
— Ну и что же этот человек?
— Повесился. Сам свершил над собой суд. Я ведь от уха-то его только кусочек отрезал, чтобы он понял, чем дело пахнет… А он до смерти перепугался.
Зе Каретник задремал, вино его усыпило. Он похрапывал.
— Этот мужик — человек хороший, — сказал Счастливчик. — Ваш батюшка приказал мне следить за ним пуще глаза своего… А он и мухи не обидит.
Мигел Жоан взял кусок мяса и принялся жевать; делал он это с трудом.
— Ну, а еще что расскажешь?
— Ничего…
Потом он встал и попросил разрешения уйти — хотел проведать собак. Он всегда перед сном ходил их проведать.
— Этот тип — убийца! — сказал Антонио Лусио, как только тот вышел во двор.
— Похоже.
— Пошли наверх играть в карты. Хоть чем-нибудь выбить из башки этот разговор.
НАСЛАТЬ ДОЖДЬ И ВЫМОКНУТЬ САМОМУ
Он и сегодня еще смеялся, когда вспоминал мертвенно-бледное лицо старшего сына, получившего от него приказ отбыть в сопровождении брата и Зе Каретника в имение Куба. Молодой человек пожелал объясниться, говоря отцу, что ссылка эта компрометирует его перед слугами, что он уже не ребенок и в ноябре должен жениться, но Диого Релвас ответил ему на все одним вопросом: «Ты уверен, что не виновен?» Лицо его было, как всегда, хмурым, но глаза чуть заметно улыбались. Ему доставляло удовольствие время от времени попытать, крепко ли держит он в руках своих сыновей, потчуя их, разумеется в разумных дозах, то кнутом, то пряником. И это была своеобразная ласка Диого Релваса по отношению к детям, которых он готовил к трудной жизни, по всему видно ожидающей их в будущем. Он хотел видеть их сильными. И знал, да, знал, и точно, что все они нуждаются в его твердой руке, которая никогда не даст им вылететь из седла.
Диого Релвас любил красиво выражаться. И этот образ уже как-то в разговоре с домашним врачом Бернардино Гонсалвесом употреблял, когда шла речь о крахе Австрии, вызванном американским экономическим кризисом тысяча восемьсот девяносто третьего года. Он прочел в газете, что в Соединенных Штатах почти каждый день появляется миллион безработных, и расценивал это как симптом того, что соблазнительная для многих толстосумов индустрия толкает человечество в пропасть. Его терзала мысль, что не имеющие здравого смысла люди подвергают риску будущее страны из-за своей болезненной страсти получить как можно скорее прибыль. По его понятию, деньги должны находиться в движении, да, не лежать без толку, он не любил видеть ни детей своих, ни денег в бездействии — это признак болезни, но если и дети, и деньги одержимы постоянным движением, постоянным и все убыстряющимся, он спрашивал: «Способен ли кто-либо удержать в руках вожжи, если коляска перевернется?»
Еще совсем недавно рабочие и работницы фабрики шерстяных изделий, хозяином которой он был, — фабрику он получил в наследство после смерти жены Марии Жоаны Ролин Вильяверде, — жили как заключенные, работая по шестнадцать часов в сутки, и ничего, а теперь они устраивают стачки, борясь за десятичасовой рабочий день, и требуют одинаковой оплаты труда. Кто выплатит им разницу?! Не будет ли эта мера направлена против всех?! Против самих рабочих, именно против них самих, которые просто помешались на нелепых идеях.
Совершенно случайно он заговорил об этом с председателем муниципалитета, когда они ехали с ним в черной коляске, запряженной парой игреневых лошадей, которую Релвас впрягал специально для деловых поездок в поселок. Это был его торжественный выезд. Трон-передвижка магната-громовержца, как называли выезд и его эти канальи республиканцы, с которыми теперь объединились прогрессисты, а-а! Все это слепота глупца Зе Лусиано!…
Момент, без сомнения, тяжелый, и все из-за этих распрей, которые разобщили партию монархистов; слепые, слепые и вожди слепых, еще хорошо, что Интзе и Жоан Франко [ Интзе Рибейро, Эрнесто Родолфо (1849-1907) — португальский политический деятель, глава партии «Возрождение». Феррейра Франко Пинто, Жоан (1849-1907) — крупный португальский политический деятель. ] сообразили ввести диктатуру, покончив с либеральными фантазиями, которые так по душе были его отцу, но которые оказывались пустыми, если страна не знала, что с ними делать. И результат был налицо. Свобода, когда ее требовал народ, была опасным вымыслом. Ведь народ был несовершеннолетним и нуждался в опекунах, которые бы его наставляли и уберегали от смертельных опасностей, последствия которых необходимо было предусмотреть и обойти, если, конечно, это возможно. Хорошо еще, что судья Вейга был начеку и его рука карала.
Читать дальше