Антонио Редол - Яма слепых

Жоан Мигел распрощался, решив оставить свое намерение отправиться к мисс Карри. Это было слишком рискованно после всего того, что говорилось о появившемся призраке. Он пропустил еще две рюмки, чтобы крепче спалось, и ушел. Вслед ему, удаляющемуся по коридору, Антонио Лусио крикнул:

— Посмотрим, что ты этим выиграешь!…

— Пусть твоя душенька будет покойна, потому что моя будет спать. Напоминание о поездке в Понте-де-Сор заставило меня вспомнить о совести! Наслаждайтесь как можно больше и тратьтесь как можно меньше.

Мисс Карри, увидев, что он уходит, опечалилась. Какое-го время она продолжала тянуться через весь бильярд, вертя кий то в одной, то и другой руке, потом села на один из диванов. Ей было очень одиноко. Между тем Диого Релизе, нанимая ее на работу, подчеркивал: в Лиссабоне вы можете делать все, что вам заблагорассудится, не доводя, конечно, до публичного скандала. Здесь же, где в доме есть девушка, которой нужно подавать пример, должно вести себя образцово, девушка и двое молодых людей, с которыми вы обязаны держать себя достойно, чтобы они не думали плохо обо всех женщинах. Все это не просто. Подходит ли это вам?…

Мисс Карри ответила, что подходит, но она никогда не думала, что одиночество действует столь разлагающе. И досуг столь опасен.

Во что же обходятся маленькие пороки больших досугов, падре Алвин уже понял, так как проиграл почти половину полученного oт Релваса жалованья, хотя наперед знал, что злой рок преследует его, когда он играет с Антонио Лусио.

Гувернеру же Антонио Лусио сказал:

— Доктор Пинто, вы можете считать себя свободным от нашего общества, когда вам будет угодно, — я имею в виду наше сражение с падре Алвином. Я, конечно, хотел просить вас, чтобы вы остались. Надеюсь, мы понимаем друг друга…

Приор скорчил гримасу. Как видно, карты у него были никуда. Воспользовавшись представившимся случаем, доктор Пинто откланялся, кивнув мисс Карри. Мисс Карри подошла к окну и почувствовала, что вот-вот расплачется. Возможно, от жары… Жара всегда ее угнетала. Потом вернулась к столу и задула догоравшую в подсвечнике свечу, освещавшую зеленоватую стену, на которой отражалась тень от ее сухой фигуры.

— Вы еще долго будете играть? — спросила она по-английски.

— До тех пор, пока один из нас не останется без гроша, — ответил Антонио Лусио, смеясь.

Скорчив гримасу неудовольствия, приор тут же пошел с восьмерки и принялся постукивать картами, не в силах сдержать дрожь в руках. Потом улыбнулся мисс Карри, заметив, что та следит за его руками.

— Мне не везет, — сказал он, делая ударение на каждом слоге. Она не поняла, но пожала плечами. И тихонько, не прощаясь, вышла.

Хотя радость мести в сердце падре Алвина и не должна была бы находить приюта, все-таки ему было приятно узнать о нежданном возмездии, обрушившемся на Антонио Лусио, тем более что рука провидения не была его собственной. И в этом случае совесть приора оставалась чистой — совесть и руки, которые всегда легче вымыть, что тут говорить!

Не так много прошло времени с того самого вечера, когда старый священник, поддавшись своему маленькому пороку, не заметил, как исчезло его месячное вознаграждение, все целиком, и он оказался в долгу у Антонио Лусио, проиграв ему около двадцати двух мильрейсов. «Он обобрал меня, обобрал как липку», — повторял падре Алвин, и он действительно был обобран. За дурную голову всегда расплачивается тело. Он хорошо понимал, что впереди у него дни на похлебке, но это еще ничего, хуже, что придется лгать экономке, выдумывая историю о потере денег. Да и если бы экономке можно было сказать: потерял, и все, — это бы и ложью не было, но его Гильермина была дотошной, и с ней легко войти во грех, начав лгать. Это его очень мучило, несмотря на его преклонный возраст, и не ускользнуло от внимательных глаз женщин Алдебарана, которые тут же заметили странное поведение падре: он был оглушенным, беспокойным, почти не глядел на алтарь скорбящей — защитницы Алдебарана и всех живущих в его окрестностях.

Как я уже сказал, возмездие обрушилось на Антонио Лусио, и это случилось несколько дней спустя после того утомительного вечера за картами, но до возвращения Диого Релваса с дочерью.

Всегда, когда представлялась возможность сбежать в поселок, Антонио Лусио сбегал, стараясь воспользоваться последними оставшимися ему месяцами вольной жизни. Если бы вдруг его в лоб спросили, на ком бы он хотел жениться, он бы, не колеблясь ни секунды, ответил: на Флоринде. Не раз он это высказывал, и со всей откровенностью, даже отцу, уверяя его, что готов на геройский поступок — сделаться лодочником или рыбаком, лишь бы стать достойным мужем этой девушки. Он видел себя босым, перепоясанным черным поясом, в касторовых штанах и рубашке, сидящим на веслах шлюпки или лодки посередине Тежо. С теми же мозолями, что у всех лодочников, безо всяких барских замашек, такой же, как все простые люди.