— Знаете, Анжелика, я не знаю, что такое счастье, но рай , с которым оно тесно связано, необъяснимо отталкивает меня. Это вечное блаженство, поток положительных эмоций, сладенькая манна небесная, приятные запахи, музыка, ласкающая слух, и что там еще… Нет неприятного, нет неприятностей… всеобщая гармония… нет горького, нет кислого — только чуточку кисленькое, и лица… лица всегда блаженно-счастливые! Перманентное удовольствие! Оно станет со временем обычным, и его перестанешь ощущать, как, впрочем, и грешник привыкнет со временем к своей сковородке. Ему надо дать немного рая, чтобы он ощутил свой ад, и наоборот. Кроме того, разве справедливо за полсотни лет грешной жизни давать миллионы, вечность адских мук? Надо даже в аду оставить возможность искупления… впрочем, я увлекся. Главная моя мысль в том, что абсурдно мечтать о разделении мира на черное и белое. Здесь добро, все прекрасно и гармонично, а там за воротами все зло, — непостижимо! Для ученого, во всяком случае, ибо…
— Как? — напомнила о себе Анжелика, и он осекся — ужасно! он не дает ей слова сказать.
Илья переломил прутик, которым хлестал за что-то деревья, и закончил свой монолог вопросом:
— …потому что равновесное состояние означает баланс противодействующих сил… а, что вы на это скажете?
— Ничего. — Развела она руками. — Так есть — ваша логика бессильна. Можно верить, а понимать нельзя, — и, видя, как недоумение на его лице сменяется насмешкой, поспешно добавила, — вы видите, как мир устроен — добро и зло перемешаны — и не думаете, что может быть иначе. Из вашей логики всегда так получается, поэтому религия выше стоит научного метода…
— Джи-и-и! — раздался голос Барбары. — Куда вы забрались? А, вот вы где. Мы собираемся как это… поворачивать оглобли домой и нуждаемся еще в одном «И. С.»
— Иване Сусанине? И тогда ваш папа скажет: «что я говорил!»?
— Нет, она хотела сказать, что Польша нуждается в Иосифе Сталине, — сказал Карел, — чтобы навести порядок в бестолковой стране.
— У-у-у! — замахала руками Барбара. — Только не Йоська! Меня вполне устраивает Илья Снегин.
— Ну, тогда — вперед! — скомандовал Илья и полез по склону.
В одном особенно крутом месте Илья обернулся и подал Анжелике руку, но она, поблагодарив, взобралась сама, и это побудило его сердито заметить:
— Религия! Религия да еще национальные предрассудки больше всего разделяют людей.
Она промолчала, и тогда он продолжил:
— Разум и только разум способен ликвидировать вражду и объединить усилия людей. К черту! Отбросить весь этот груз национальных предрассудков, мифов, легенд, предубеждений, скрытой и явной вражды, религиозных барьеров… и начать рассуждать ясно, точно и холодно: что необходимо людям, что мешает, как устранить и т. д. — со всей строгостью математической логики, предполагая, что все люди равны, каждый достоин раскрепощения его индивидуальности от гнета материальной необходимости, высвобождения его творческого потенциала… Так рассуждая, никогда не придешь к необходимости лжи или насилия.
— Отбросить все… коротко говоря, метафизическое, оставить только силы и логику — будет самая большая ложь и насилие, потому что убьете душу и всякий смысл жизни. Как не понимаете? Мир это не только атомы и силы, — горячо возражала девушка, — если просто атомы, тогда подумайте зачем что-то делать и улучшать, зачем куда-нибудь стремиться и главное — куда стремиться?
— Совершенствовать человека! Создать идеального человека-творца!
— Вот теперь ближе. Откуда имеете в голове идеал?
— Ну уж во всяком случае — не от Христа! Еще за несколько сот лет до него греки довольно точно представляли себе идеального человека…
Так, добросовестно стремясь к истине, они добрались безлюдными университетскими просторами, следуя за Барбарой с Карелом, до пятиэтажного общежития на Ломоносовском проспекте. Поляк уже стучался в дверь — сперва деликатно, а потом все требовательней, ибо страж порядка и нравственности посапывал на диване, возложив свою миссию на ручку половой щетки. Анжелика, стоя ступенькой выше Ильи, зябко поеживалась и скрещенными руками пыталась удержать тепло — отчего казалась особенно хрупкой и стройной. Наконец дверь, после возни и приглушенной ругани, приоткрылась, и Анжелика, оторвав руку от плеча, протянула ее Илье со словами: «Извините, совсем поздно… Приходите, комната № 431.»
Барбара была гораздо теплей:
— Обязательно приходите, философ. Будем танцевать и, может быть, найдем смысл жизни…
Читать дальше