Дмитрий Михеев: Идеалист

— Тогда давайте познакомимся. Меня зовут Анжеликой, моя старшая сестра Барбара, варшавский полиглот Карел и русский аспирант-философ…

— Илья Снегин, — сказал Илья, по очереди пожимая всем руки.

— Разве вы младше сестры? — спросил он, едва они двинулись к выходу.

— Да, на пятнадцать минут, и поэтому она всегда пытается командовать.

— Я только пытаюсь, а командует она, — обернулась Барбара.

Губы ее, ресницы и брови, как отметил Илья, были слегка подкрашены, и это придало чертам безукоризненную правильность «писаной» красавицы.

На площади у фонтана, который был таким большим, что и работал лишь по большим праздникам, Карел спросил Илью:

— Прошу прощения, Снегин — ведь это чисто русская фамилия?

— Да, я думаю… а что? — удивился Илья.

— В таком случае я ошибся. Я сказал Барбаре, что вы либо латыш, либо эстонец.

— Почему вы так решили? — смутился Снегин.

— Я бывал в Таллине, в Риге, а так как я люблю наблюдать расовые отличия и особенности…

— Конечно, — перебила его Барбара, — вы такой высокий, блондин, и скулы не такие, — она прижала кулаки к щекам, — нос не картошкой, а глаза не маленькие и не злые.

— Бог ты мой, что у вас за представление о нас, русских! — воскликнул Илья. — Мы с вами славяне, ближайшие родственники…

— Да, это так, к сожалению, — сказал поляк, — и поэтому я, конечно, пристрастен, но и снисходителен к вам в гораздо большей степени, чем венгры, к примеру, или прибалты. В Таллине меня никто не слышал, когда я обращался по-русски, мне приходилось везде подчеркивать, что я поляк.

Он говорил по-русски до противного правильно, и что-то в его манере возбуждало в Илье бессознательную оппозицию. Казалось, Карел вот-вот рассмеется и обратит все сказанное в шутку.

— Вы, как философ, никогда не задумывались над тем, почему на рынке общественного мнения ваша нация так низко котируется? Скажем, эстонцы считают себя выше остальных своих соседей и признают известное преимущество за немцами, латыши считают себя выше литовцев, белорусов и русских, но признают первенство за эстонцами и т. д. Но русские почему-то по любой шкале — кроме собственной — стоят ниже всех. Правда, в глазах тех, кто с вами непосредственно не граничит, вы обладаете большим количеством достоинств…

— Карел, как тебе не стыдно! Что за расизм! — не выдержала Анжелика.

— Не понимаю, почему нельзя обсуждать эту тему… почти всегда наталкиваешься на болезненную реакцию. Мне кажется, с философом, с цивилизованным человеком можно спокойно говорить на эту тему.

Снегина, который уже кипел и готовился наброситься на поляка с резкими контробвинениями, последние слова Карела заставили сдержаться.

— А вам не кажется, — спросил он, — что подобного рода мнения являются уделом толпы, самых что ни на есть культурных низов, и обсуждать их, по меньшей мере, не научно? Только для дегенератов все китайцы на одно лицо, а все негры — обезьяны.

— Это, конечно, глупость, — вмешалась Барбара, которая уловила упрек себе, — тем не менее, национальное лицо все-таки существует. Допускаем на мгновение, что мы живем в гостинице и не знаем, кто наши соседи. Спрашиваем портье, и он говорит, что справа живет семья англичан, слева арабы, а там монголы… Разве это нам ни о чем не говорит?

— Не знаю, может быть, — ответил Снегин. — Я бы, пожалуй, предпочел, чтобы он сказал, кто они по профессии: крестьянин, математик или скрипач.

— Американский фермер, закончивший колледж, или тамбовский мужик — колхозник? — ядовито спросил Карел. — Разве между американским фермером и ученым больше разница, чем между тем же фермером и вьетнамским крестьянином? Американец есть американец… Я сразу же представляю себе делового, самоуверенного, трудолюбивого и простого в обращении парня… да — и честного к тому же.

— Ну, а тамбовского колхозника? — с трудом произнес Илья.

Они подошли к балюстраде, и Барбара, выразив несколько преувеличенный восторг, спросила, указывая на подсвеченные купола слева за рекой: «Ой, что это?»

— Новодевичий монастырь.

— Красивый, а монашки там есть?

Илья покачал головой.

— Жалко. У нас в Кракове много, — задумчиво сказала Барбара. — Ненавижу разговоры про нацию, кровь, про типичных поляков или русских. Для него немцы über alles, а поляков он не любит, может, даже больше, чем русских. Она тоже расистка, только вас стесняется…

— Почему, я не стесняюсь, — заговорила наконец Анжелика, — просто не успеваю за вашими репликами. Я думаю, есть большая разница между культурной частью нации и некультурной: культурные люди мало подходят под определение «типичный представитель», их личность превышает национальные рамки…