— А что свобода, вы все еще хмельны ею? — пробился Илья сквозь легкое головокружение.
— Ох, не знаю, я, кажется, сойду с ума от этой свободы, — грустно улыбнулась она, — все думают, что можно приходить, болтать и уходить, когда захотят. Всегда кто-то есть, всегда разговоры, всегда салон.
— Да, и меня это убивает, — искренне посочувствовал Илья. — Как же вы спасаетесь? Сидите в читалке?
— Да, стараюсь, але тоже не могу привыкнуть — душно и хочется спать. И тоже нельзя пить кофе, к сожалению…
Это не было никаким намеком, хотя она и знала, что живет он где-то здесь. Однако мысль была высказана, и надо было обладать особенной неповоротливостью мозга, чтобы не подхватить ее.
— Правда? Я тоже не люблю читалок, сидишь, как на вокзале…
— У нас дома одна комната с сестрой, но я никогда не могла вместе с ней быть — уходила в кабинет отца. Теперь нас четверо, и не понимаю, как не сошла еще с ума.
Грустный тон ее передался Илье, и, заметив это, она весело добавила:
— Ничего, как-нибудь привыкаем… Але приходите обязательно, иначе… страдает наше самолюбие.
Она простилась и быстро свернула к выходу прежде, чем он успел придумать ответ: «Обязательно приду потешить его».
Через полчаса у себя в комнате, сидя в кресле с послеобеденной чашкой кофе, он с приятной теплотой вспомнил Анжелику, то простодушно-искреннюю, то насмешливую, и твердо решил в ближайшем будущем посетить сестер. О том, что сейчас он мог бы пить кофе вместе с ней, он так и не подумал — она была из другого мира, который никак не соотносился с его собственным.
Работа его давно уже вышла за рамки разбора чужой статьи. Он попросил шефа перенести сроки выступления, так как вместо тезисов к докладу получалась весьма пространная и рыхлая, но вполне самостоятельная статья.
Наконец, первую жатву он собрал, и дальнейшее продвижение замедлилось. Коммуникации слишком растянулись, и мысль частенько стала забредать в собственные тылы. Он чаще стал отвлекаться, слушать музыку и просто часами просиживать за столом без каких-либо видимых результатов. Надо было развеяться… Позвонить бы им, да нет наверное там телефона… Не явишься же так вот — без предупреждения… И снова незлопамятное Провидение помогло ему. На сей раз оно разрешило его сомнения, положив на чашу его желаний весьма солидный аргумент — ему попался огромный астраханский арбуз. С таким приятелем можно было явиться даже некстати.
На следующий день — в субботу — Снегин отправился в гости к полякам. По дороге, неправильно истолковав взгляды москвичей, которые по большей части тоже направлялись в гости и откровенно завидовали ему, он решил, что вся эта затея с арбузом смешна. Поэтому, оставив своего приятеля у вахтера вместе с пропуском, он налегке поднялся на четвертый этаж.
Глава V
Я до сих пор не мог решить: к счастью или к несчастью наш герой избежал коммунальной квартиры и подобного общежития с комнатами на четверых. Поживи он в них с добрый десяток лет жизнью простого советского человека и, смотришь, задохнулся бы в нем коварный ген индивидуализма, вышел бы из него простой компанейский парень и не случилось бы… Ну, да что об этом говорить — это был бы уже не Илья Снегин, а про другого я не стал бы писать роман. Лично мне это существенно облегчило бы жизнь, но ведь не было бы еще одного идеалиста, а их и так осталось у нас меньше, чем тигров в какой-то африканской стране, которая недавно закупила парочку в Англии. Не придется ли и нам вскоре экспортировать идеалистов? Впрочем, судя по некоторым признакам, особых оснований для беспокойств нет: наше правительство вовремя распознало надвигающуюся опасность и приняло необходимые меры — ввело строгий учет и специальные, охраняемые государством заповедники, где они, правда, с трудом выживают, но остаются идеалистами. Итак, взвесив все обстоятельства, нельзя не признать, что в этом отношении нам повезло.
С первого взгляда комната № 431 поражала своей непохожестью на все, что Илья видел в общежитиях. Во-первых, занавеска делила ее на две части: спальню, которую образовывали сдвинутые к окну три из четырех кроватей, и гостиную. В этой передней части комнаты была сконцентрирована вся остальная мебель — стол, четыре стула, единственное кресло, книжные полки и четвертая кровать, замаскированная под диван цветастым покрывалом. Во-вторых, гостиная была красочно и со вкусом оформлена. Человек шесть (все незнакомые) разговаривали, листали на «диване» журналы и просто курили.
Читать дальше