Дина Рубина - Синдикат

Вот недавний случай с очередной звездой, известным драматургом, автором мюзикла, раскрученного за миллионы долларов. На просьбу дать интервью в наш «Курьер» звезда дрогнула, видно, вспомнила своего еврейского дедушку. На дедушке они все дают слабину, тем более что Галина берет интервью, подпуская дрожь в голос. Словом, звезда что-то там бормотала, после чего потребовала материал на сверку. Но жесткий график выпуска очередного номера, постоянный ремонт в новой квартире, незамиренный Алешка, каждый раз выдвигающий какие-то новые условия и что-то там не желающий переделывать… Короче, Галина забыла вовремя послать текст интервью герою дня… В результате — страницы газеты явили читателям поразительные откровения. Если не ошибаюсь, спутав одну звезду совсем с другой, Галина написала во вступительной врезке к интервью, что звезда поменяла пол. При ближайшем рассмотрении — точнее, при свете мощного зарева очередного скандала, — звезда оказалась почтенным папой с двумя сыновьями и тремя внуками…

— Ну, хорошо! — кричала Галина, рыжая, как бешеная лисица, — Ну, я ошиблась! Мне всю ночь подбирать фото верстать Алешка совсем загибается не спал четверо суток потому что флюс и типография знаете как теперь они требуют чтобы заранее за три дня а у меня материалы!!!..

— Стоп! — говорю я, умирая от бессилия.

— Вот… — она сразу успокаивается. — Вот и я говорю: ну чего скандал поднимать? Как-то не по-мужски он это все… Он думает, что газету делать — это пьеску накропать?

В это время «Куплеты тореадора» грохочут литаврами откуда-то у нее из подмышки, она выхватывает мобильник и кричит: — как это гладкие как гладкие когда я сказала в деликатный цветочек ну поезжай на Войковскую там большой магазин обоев и помни только деликатный цветочек!!!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Утром я столкнулась в проходной с Изей, который, пряча глаза, сказал, что привезли из Омска нашу Геулу, и должны отправлять ее домой, в Израиль, где вчера во взрыве погибла ее младшая дочь. Изя сказал меланхолично: в куски. Я зажмурилась.

Геула, синдик широкого профиля, жила в Омске одна, без семьи, что считалось особо тяжкими обстоятельствами службы. Ее семья оставалась в Афуле. Старшая дочь замужем, а вот младшая…

Поднявшись наверх, я столкнулась с этой группой. Геулу волокли по коридору Миша и Оля, молодая супружеская пара синдиков из Омска. Она висла на их руках и выла. Я подбежала и обхватила ее за спину, чтобы помочь ребятам. Высокая, статная и ухоженная женщина за день превратилась в старую тушу. В кита, выброшенного на берег. Мы дотащили ее до кабинета Клавы, который со вчерашнего вечера пребывал с инспекцией в Латвии, и с утра звонил каждые пятнадцать минут то Изе, то Яше, давая указания — как встретить Геулу, куда определить, чем кормить… Мы усадили ее в кресло, чтобы она звонила домой, мужу и старшей дочери, — те ждали ее с похоронами; но она только выла и валилась головой на стол.

Вбежал в кабинет Яша, с которым Геула была ближе, чем со мною, когда-то они занимались в одной группе на курсах синдиков в Иерусалиме. Я смотрела, как он обнял ее, и она к нему приникла, припала; ничего не изменилось, но голос ее, стоны ее как-то очеловечились, что-то она хотела ему говорить, Яше, что-то пыталась сказать…

— Но… тело?! — она захлебывалась в детском изумлении — Но хотя бы тело?! Но отдайте же мне хоть тело моего ребенка?!

Я смотрела, как он гладил ее по голове и молчал, гладил и молчал… Я завидовала ему, его естественной ненатужной ласковости. Моя проклятая, запертая на десять замков натура никогда не позволяла мне выдавить из себя хоть слово в подобных случаях. Ком в горле, пробка в мозгу — в беде я всегда выгляжу окаменелым чурбаном.

— Яаков… Яаков… Но почему, скажи… почему я не могу обнять моего ребенка? Где моя девочка, где она, Яаков?..

Я вышла и пошла к себе в кабинет, сильно сжимая зубы.

— …Звонила Клара Тихонькая по поводу выплат на Вечер Памяти… — начала Маша… — и передала, что…

— Ко мне — никого! — оборвала я, и стараясь, чтобы дети не видели моего лица, закрыла за собою дверь. Села за стол, принялась чуть не вслепую шарить «мышкой» в почтовой программе, впуская стаи самых разных посланий-приветов-объявлений-зазывов-реклам-просьб, чтоб хоть чем-то занять руки, голову, мычащую душу…

Вот оно! — то, чего я ждала всегда, и всегда в первый миг цепенела: Азария. Он знал, будь он проклят, он знал! На этот раз прислал одну только фразу: