Дина Рубина - Синдикат

— …тут, главное, не зарываться… Они, менты, лихоимцы, ночью на грабеж выходят… Там у них фуражки летят будь здоров… Там они их моют постоянно… Опять же какой-то биддинг вперли…

— « …наставления мирянам и инокам преподобного Серафима Саровского: «сердце не может иметь мира, доколе не стяжет сей надежды. Она умиротворит его и вольет в него радость. О сей-то надежде сказали Достопоклоняемые и Святейшие уста: Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные и Я упокою вас»…

— …одного только за всю жизнь помню… «давай, говорит, в сберкассу…» Сейчас, думаю, я тебе тут в сберкассу огородами побегу… Сую ему полтинник, говорю — «все, друг, давай на этом помиримся…» А он: «никогда ни у кого не брал и брать не собираюсь…» Ну и заставил меня в сберкассу бежать. Этот случай я единственный помню. Вот он мне в память врезался медально…

— …ну и расстался я с некоторой толикой денег, да тут уже ни хрена не попляшешь. Если б я еще аскетом был, вина и женщин бы чурался… а так, думаю…

…Вдруг Слава заговорил на иврите быстро и гладко. Но как-то неразборчиво. Смотри-ка, подумала я сквозь дрему, вот что значит — опыт работы в Синдикате, помноженный на природные способности.

— …Ильинишна!

Я открыла глаза. Темно, в окне машины — тусклая лампочка под козырьком подъезда. Слава сострадательно заглядывает мне в лицо.

— Пошли, отконвоирую вас до хаты.

— Не надо, Слава, я сама.

— Там у вас темно, вроде…

— Зато пожара нет…

…В подъезде кто-то вывернул или разбил лампочку. Я достала свой лазерный фонарик-крошку (десять лет гарантии) и, высвечивая перед собою красный кружочек на полу, стала осторожно подниматься по шести ступеням, на первую площадку; повернув к лифту, наткнулась на кого-то тяжело сопящего, громко рыгнувшего от столкновения. И — выронила фонарик.

— Что?! Вам кого?!

Кто-то большой, распространяющий тяжелый запах, молчал и перетаптывался…

— П-позвольте… — проговорила я прыгающими губами… — Позвольте… пройти…

Тут приоткрылась дверь соседней квартиры, и женский голос сердито позвал из щели электрического света:

— Альфа! Альфа, сволочь поханная, — домой!

…В лифте я прислонилась к стене и медленно съехала на свою сумку…

— …А у нас тут новое развлечение, — сказал Борис, когда я вышла из ванной…

После его слов зазвонил телефон. Три часа ночи! Я инстинктивно рванулась — к трубке, но муж удержал меня.

— Не бери! Это он.

— Да кто — он?!

— Какой-то общительный псих. Звонит без продыху весь вечер и вот уже полночи. Не подходи, когда-нибудь ему надоест.

Действительно, звонок умолк. Но минут через десять, — мы уже легли и свет погасили, — зазвонил опять.

— Нет, ну это же не может продолжаться вечно!

Я вскочила, решительно и молча сняла трубку.

Там помолчали, сопя… Потом невнятный мужской голос пробормотал, вздыхая:

— О, святой Базилик, святой Базилик… не в то же сил по краю пить кровушки густой народной нять то краше… — и скатился в вялое бормотание…

— Вам кого? — сурово спросила я. — Вы понимаете, что сейчас глубокая ночь?

Он вздохнул и опять заволок монотонное бормотание с всплывающими мутными островками слов.

Я положила трубку. Борис стоял рядом в трусах, нервно поглаживая лысину.

Опять звонок.

— Послушайте! — рявкнула я, срывая трубку, — вы что, по милиции соскучились?

Это предположение, по-видимому, его развлекло. Он забормотал громче и возбужденней…

Я бросила трубку. Отключила телефон. Мы легли и часа два еще обсуждали — что бы это могло такое быть? Несчастный шизофреник? Развлекающийся подросток? Служака, скучающий на прослушке?

Утром, едва включили телефон, он злорадно зазвонил, словно подстерегал это мое движение — руки к розетке.

Монотонным отрешенным голосом псих — так казалось — читал по книжке, вернее, по нескольким, разложенным перед ним, книгам. Выхватывал слова, отдельные фразы, лепил их на скорую руку… «Спасите Конкорд… — сказал он мне на этот раз, — спасите Конкорд…»… Иногда, впрочем, внятно отвечал на вопросы. Хотя и несколько односложно.

…Главу департамента Бдительности я застала на карачках перед воротами детского садика, изучающим днище нашего синего «форда». На углу у «Гастронома» стояли три местных алкаша и с обалделыми лицами следили оттуда за странными действиями лысого «азера»…