Лия Флеминг - Дети зимы

Она разрыла лесной дерн и закопала в него бутылки. Они – потакание ее слабостям, как и любовь к Клаусу, и частица ее сердца будет похоронена вместе с ними. Ничего подобного больше не повторится.

– Мы потеряли Ширли, прежде чем смогли понять, чем она была больна. – Нора плакала, слезы лились по ее щекам. – Доктор делал все, что мог. Он думал, что у дочки менингит, но это было не так. Эту заразу она подцепила в грязной воде.

– Болезнь Вейля, лептоспироз, – сказал Ник. – Ее разносят грызуны.

– Ширли убила я, так же точно, как если бы я приставила пистолет к ее голове. – Нора уронила голову на руки.

– Это было просто невезение, что она хлебнула грязной воды из речки, – возразил Ник и погладил мать по плечу.

– Какое там невезение… То, что я делала, было постыдно. Даже не верится, что я была способна на такое. Вероятно, я сошла с ума, но я любила этого мужчину… Когда умерла Ширли, я едва не покончила с собой, выпив бутылочку аспирина.

– Как хорошо, что ты не сделала этого, иначе бы ты не рассказывала мне эту свою историю… Кстати, случайно ли… ну… меня назвали Николасом? И не я ли был с тобой и немцем, когда убирали сено от дождя?

Нора улыбнулась сквозь слезы.

– Конечно, нет. Ты родился намного позже, в день святого Николаса, вот тебя так и назвали. Мне никогда и в голову не приходила такая связь. Том долго уговаривал меня, а я все отказывалась. Не хотела других детей после случившегося. Хотела только ту, которую потеряла. Разве я заслуживала того, чтобы принести в мир новую жизнь? Я уж думала, что все позади, но тут родился ты. То, что у нас родился мальчик, я восприняла с облегчением, а Том был в восторге. Ты был всегда его сыном, и я не вмешивалась.

– Отец когда-нибудь подозревал тебя?

– Не уверена. Он был либо святым, либо дураком, раз так рисковал. Ведь он настоял, чтобы я давала уроки Клаусу. Он был слишком доверчивым. Вот почему, если честно, я рада, что мы избавились от Бокового амбара. Слишком много с ним связано воспоминаний. Мне стыдно, еще раз повторяю, но тогда мне это казалось очень важным. – Нора встала, не глядя на сына. – Ну вот, теперь ты знаешь, как все было… Я не оправдываюсь, но тогда я была молодая, в моей голове было полно глупых фантазий, а однообразная жизнь на ферме, однообразная работа мне страшно надоели. Меня сразили красивое лицо, все военные невзгоды и жалость к несчастному парню. И не было журналисток-психологов, которые рассказали бы мне о силе физического влечения. Мы вообще никогда не говорили о сексе. Мне бы, конечно, надо было самой иметь голову на плечах, но я хотела его и я его получила… Теперь-то никто и глазом не моргнет – сразу возьмет, что хочет. Давай… бери от жизни все… наслаждайся… В мои дни все было не так. Нас воспитывали по эдикту святого Августина: «Бери, что хочешь, но плати за это»… Я никогда не собиралась изменять мужу, вести себя так бесстыдно, но в душе я оставалась ребенком, девочкой, полной романтических грез. Это был мой маленький бунт, безумный роман, который внезапно начался и ничем не кончился, оставив после себя горе. Из-за этого умерла Ширли, и я никогда не прощу себя за это… Сколько ночей я сидела у окна, царапала на заледеневшем стекле ее имя, глядела на заснеженные поля под луной и думала, простила ли она меня. Потом глядела на заношенные коврики, на корыто и понимала, что я никуда не денусь от своего долга перед Уинтергиллом и всеми, кто в нем живет… Но жар той любви так никогда и не остыл. Остались горящие угли; когда я сижу у камина, на меня наплывают воспоминания. Интересно, жив ли Клаус и где он сейчас. И не осуждай меня, ведь то Рождество с немцами было давным-давно. Кто-то умный сказал, что несчастная любовь живет в сердце дольше всех.

– Почему ты всегда думаешь, что я тебя осуждаю? – возразил Ник. – Мы вообще впервые в жизни говорим с тобой вот так откровенно. Иногда бывает трудно осознать, что твои родители были когда-то такими же молодыми и глупыми, как ты сам. Теперь ты рассказала мне свою историю, и для меня многое прояснилось… почему ты никогда не говорила о моей сестре, почему защищала Мэнди. Ведь ты понимала мою жену, когда она стала изменять мне с Дэнни Пигиллсом, верно?

– Рыбак рыбака видит издалека, сын. Я видела их растущую страсть и не могла предостеречь тебя и сказать, что творилось у тебя под носом.

– Тогда ты меня подвела.

– Я хотела тебя уберечь, оградить от неприятной правды. Отец считал, что я поступаю жестоко. Но где-то в глубине души я боялась потерять и тебя тоже. Ведь я родила тебя, хоть ты и не просил меня об этом.