Сид Чаплин - День сардины

Я положил руку ему на плечо.

— Вы Артур… Артур Хэггерстон?

— Ну, допустим.

— У меня к вам поручение.

— От кого?

— Скажу, когда буду уверен, что это вы.

У него было противное лицо, и он мне сразу не понравился. Другие музыканты стали подшучивать насчет свидания с незнакомкой и допытываться, чего он от них скрывает. Он поморщился.

— Ну ладно, я Артур Хэггерстон. В чем дело?

— Один ваш знакомый хочет с вами поговорить, он вон там. — И я махнул рукой в сторону маленькой рощицы.

— У меня нет здесь знакомых.

— Слушай, друг, — сказал я. — Я тебе услугу оказываю. Не хочешь идти, и не надо. Скажи прямо, и мое почтение…

— Ладно, пойдем.

Мы пошли, и я услышал позади голос Гарри:

— Эй, Артур, постой!

Мой старик оглянулся через плечо.

— Там какой-то малый зовет тебя.

— Который?

— Вон тот, черноволосый. И с ним женщина.

Я обернулся и покачал головой. Теперь я решился окончательно — в тот миг, как он сказал «женщина». Мы дошли до рощицы, он огляделся и спросил:

— Где же он — тот, который хотел меня видеть?

— Здесь, — сказал я.

Скосив глаза, я увидел, что Жилец бежит к нам во весь дух. Времени оставалось в обрез. Я ударил его в солнечное сплетение, он заворчал, но не скорчился, и я понял, что промазал. Я сильно ушиб кулак — у него под френчем был словно толстый слой дубленой кожи, — но надо было поскорей ударить еще раз и попасть в точку. Теперь мой кулак наткнулся на его локоть.

— Ты что, чокнутый? — заорал он.

Я покачал головой. Правая рука у меня совсем отнялась, поэтому я нацелился левой прямо ему в нос. И тут меня охватило бешенство. Я молотил его здоровой рукой, иногда попадая в лицо, и не то кричал, не то плакал, не помню. А он отступал и не сопротивлялся. Некоторое время он отбивал меня, как боксерскую грушу, а потом заехал мне в подбородок. Я видел, как он развернулся, и был рад — он так давно причинял мне боль.

Я был фунтов на тридцать легче и дюйма на два пониже. Но это мне не помогло. Опомнился я уже на земле — я лежал навзничь, и сквозь причудливый узор листьев мне было видно ярко-голубое небо, которое казалось удивительно красивым. Мой старик смотрел на меня с недоумением — теперь он казался мне еще противнее.

— Какого дьявола ты улыбаешься? — спросил он.

Я хотел отпустить шуточку насчет того, что у меня просто рот от удара скривило, но был слишком потрясен для этого.

Моя старуха приподняла мне голову и спросила, что со мной. Я слышал, как Гарри сказал:

— Эх, так и чешутся руки отделать тебя хорошенько.

— Послушай, тут что, весь город против меня зуб имеет? — спросил мой старик.

Вокруг нас собралась целая толпа, среди которой были и военные. Я понял, что Гарри слишком много на себя берет, — хоть он и бывший матрос, но ему придется туго, хотя бы уже потому, что может вмешаться весь оркестр.

— Оставьте его, Гарри, — сказал я. — Я сам заварил кашу, мне и расхлебывать.

— Вот именно! — подхватил мой старик. — Сказал, что кто-то ждет меня здесь. Я поверил. Пришли. А он как даст мне в брюхо…

— В солнечное сплетение, — поправил я.

— А теперь лежит и улыбается, как чеширский кот. И чего улыбается, подумаешь, как остроумно… Ведь я его с копыт сбил.

— Думаю, он хотел узнать, многого ли вы стоите, — сказал Жилец. — Он, понимаете ли, доводится вам сыном, а вот и ваша жена, если, конечно, это вас интересует.

Мой старик присвистнул и отвернулся. Потом спросил:

— Ну, как жизнь, Пег? — и снова отвернулся.

— Ничего, — сказала моя старуха.

— Что ж, пойдем отсюда. — Он присел, упершись руками в колени, и поглядел на меня. — Ты как, ничего? Ладно, давай помогу тебе встать.

И мы пошли по извилистой дорожке через лужайку, а потом по берегу озера, где плавали лодочки. По дороге никто, кроме моего старика, не сказал ни слова. Да и он, кажется, только пробормотал себе под нос:

— Зря я не сказался больным.

Это было как сон.

Мы вышли за ворота парка на «Болото» — широкое, как прерия, оно тянулось вдоль длинного ряда деревьев, туда, где земля сливалась с небом. Вокруг гуляли люди поодиночке и парами, только мы были вчетвером. Мой старик шел на несколько шагов впереди. Он все озирался, и я не мог понять почему, а потом вдруг обернулся и сказал:

— Кажется, здесь подходяще, как по-вашему?

— Если вас устраивает, то и нас тоже, — сказал Гарри.

Мой старик вздохнул и стал снимать френч. Клянусь вам, у меня глаза полезли на лоб.

— Напрасно стараетесь, Хэггерстон, — сказал Гарри. — Мы привели вас сюда не для того, чтобы драться.