Сид Чаплин - День сардины

Я видел, что одна из надсмотрщиц стояла поблизости и все слышала. Она мне в матери годилась, и я покраснел. Потом все разошлись, но этот маленький случай не забылся — с того времени я прослыл грозой женщин, и девчонки с притворным страхом шарахались от меня, взвизгивали и жались по углам, хватая ножи, которыми резали тесто, как будто готовы были защищать свою невинность до конца. Невинность! Да среди них ни одной непорченой не было. Каждую пятницу я слышал, как они шепчутся в углу, судачат, как заставить «его» сделать то или это, со страхом рассказывают, что мама подозревает или уже застала их, и все такое. У них была одна цель — выйти замуж, они мечтали о легкой жизни, но потом попадали в рабство, заставлявшее их ненавидеть своих мужей. Я был слишком молод, чтобы меня можно было женить на себе, и они отстали. Но та надсмотрщица все поглядывала на меня и обращалась ко мне тихим, ласковым голосом. Она была замужняя женщина, не вдова и, кажется, была несчастна со своим мужем.

Как ни странно, я позабыл ее имя. Позабыл напрочь. Но не забыл ее отношения ко мне. Так вот, она все на меня поглядывала. Стоило мне выйти, она сразу замечала. А когда я входил, она и это замечала, не оборачиваясь, даже не поднимая головы. Не спрашивайте меня, откуда я это знаю, — бывало, я тихонько входил после получасового отсутствия, и она звала меня, не посмотрев, тут я или нет. И хотя ей было за тридцать, нас что-то связывало, будто у нас была общая тайна или только мы двое из всех понимали что к чему. Но мы ни разу не разговаривали. Я и не пробовал завести разговор, она тоже. А если в конце смены мы случайно сталкивались у двери, она робко сторонилась, пропуская меня вперед, или останавливалась и ждала, покуда я отойду подальше. Но несколько раз я чувствовал, что она вроде бы щупает меня глазами, и думал — неужто и женщин, как мужчин, интересует то, что под одеждой.

Я старался даже не думать о ней. Она была вдвое меня старше, и не стану врать, будто это была красавица, — недурная, милая, но не из тех, от каких дух захватывает.

Один раз, когда я подметал в кладовке, она вдруг появилась в дверях как призрак. Ну и везло же мне — ведь там было полно других женщин, которые мне куда больше нравились. Да и не подозревал я, к чему дело клонится. Кладовка была темная, с высоким потолком, все лампы мукой запорошены. Мой веник поднял с пола целое облако сухой грязной муки, и она словно летела сквозь это облако, как мотылек сквозь дым. Она прошла за мной в дальний угол. Я то и дело оглядывался через плечо, а она все шла неслышными шагами. Когда она приблизилась, я почувствовал запах духов. Он пронзил меня, как игла, пробившись сквозь тяжелый запах муки, миндаля, грецких орехов и всего остального. Наконец податься мне стало некуда — путь преградила баррикада из мешков.

— Ну? — сказала она.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил я, как дурак.

— Нет, просто хочу с тобой поговорить.

Я сел, ухватившись за веник, как за якорь спасения. А она, скажу я вам, ничуть не была взволнована и не дышала тяжело; она была холодная, как родниковая вода, и очень уверенная в себе. Постояла, глядя на меня со странной улыбкой, потом погладила по голове. Кажется, я даже подскочил…

— Ты высокий для своего возраста, — сказала она. — Совсем уже взрослый. Откуда у тебя этот шрам? — Она провела по рубцу пальцами. Эти пальцы жгли меня, словно были намазаны бритвенным кремом. — Отчего ты дрожишь — тебе больно? — Не дожидаясь ответа, она продолжала: — Я слышала, как девчонки к тебе приставали, — вот суки! — В голосе ее было столько ненависти, что я вылупил на нее глаза. — Убери веник.

Как солдат, повинуясь приказу, я отставил веник в сторону и при этом задел рукой ее колено — так близко она стояла. Тут уж она вздрогнула.

— Я слышала, как ты сказал… сказал, что знаешь все про девушек. Наверное, ты просто хвастал? — И я понял, что сейчас произойдет. Я не мог этому поверить, мне хотелось уйти, убежать и в то же время хотелось остаться. Я покачал головой. — Значит, правда? — протянула она очень тихо. — Кто же она? — И все время она гладила меня по волосам. — Девушка твоего возраста или старше… как я?

— Как вы, — сказал я.

— Ах! — Она вздохнула с облегчением, будто выиграла спор у самой себя. — Я так и думала. — Голос у нее уже был не такой ласковый. — Знаешь, мне всегда ужасно хотелось знать, как это начинается. Вот так? — И она поцеловала меня в губы. Сразу все стало доступно, и это произошло слишком быстро, чтобы было хорошо. Я не успел даже сказать ей тогда, что это было вовсе не так, а уж потом — тем более. Тогда все было медленно, нежно, доверчиво. А тут — борьба, засада, как будто она меня убить хотела. Насколько я понимаю, она мстила. В той, другой, не было ненависти, а только какая-то печальная усталость, желание помочь и самоотвержение. Но эта была постарше.