Фэнни Флэгг - Стоя под радугой

Следующие несколько дней были настоящим адом. Мак хотел провести с ней всю оставшуюся жизнь, хотел просыпаться каждый день и видеть ее, и радоваться, что она тут, что она такая. Она была его женой, его любовью, матерью его ребенка, но больше всего – лучшим его другом.

Он сидел в комнате для посетителей и, пока ждал результатов операции, размышлял о времени – единственной вещи, которую нельзя остановить. В детстве сидишь на уроках и бесконечно ждешь звонка, а перемена проскочит – не заметишь. От рождественского вечера до утра – немыслимо долго. А теперь через несколько минут врач объявит им вердикт. Через эти несколько минут его жизнь навсегда изменится – или у них появится второй шанс.

Сознают ли люди в белых халатах за дверью операционной, на что они смотрят? Или думают о скором обеде, тогда как от того, что они обнаружат, навсегда изменится чья-то жизнь? Ему хотелось на всю больницу крикнуть: «Это моя жена, это вся моя жизнь, у вас в руках – все мое будущее». Он не выносил сидеть на пассажирском сиденье автомобиля, ненавидел летать на самолетах, поскольку там он ничего не контролировал, зависел от других. А теперь он зависит от этих людей в белых халатах. Да и поглядите на них – сплошь молодняк. Куда подевались дородные медсестры и седовласые доктора, которых он помнил по прошлому посещению больницы, когда на свет появилась его дочь, тридцать один год назад, и чему, черт побери, эта молодежь так радуется? Его бедная малышка может проснуться с одной грудью, и ей сообщат, что метастазы уже повсюду, что дело зашло слишком далеко. Почему, черт возьми, до сих пор не нашли лекарство от этой дряни?!

Зачем мы посылаем деньги по всему миру, тратим миллиарды на военный бюджет, на производство идиотских фильмов и телешоу? Люди умирают каждый день, а мы швыряем деньги на ветер! Почему их не отдают ученым, чтобы они изобрели средство? Странно это – рак ведь зверствует так давно, у кого-то наверняка уже есть ответ. Да, точно, просто остальным не говорят! Мак довел себя до белого каления, пока дожидался врача.

– Мистер Уоррен, опухоль была явно доброкачественная. Да и результат из лаборатории на биопсию пришел отрицательный. Некоторое время ей придется… – И тут же повернулся к проходившему мимо другому врачу: – Привет, Дюк, можешь добыть мне еще два билета на завтрашнюю игру?

Мак не слышал ответ Дюка. Он уже был на улице. Внутри больницы все было холодным и стерильным, а здесь он смог вдохнуть полной грудью. Он почувствовал, что улыбается всем подряд, и в этот миг поклялся себе: с этого момента его жена будет получать все, что захочет.

Потом ему пришлось напоминать себе об этой клятве. Когда год спустя Мак спросил, куда Норма хочет поехать на праздники, она сказала:

– Вообще-то есть одно место, куда я умираю хочу попасть, но ты вряд ли согласишься. Я всегда хотела побывать в Лас-Вегасе, послушать вживую концерт Уэйна Ньютона.

Да он бы на Луну полетел, если бы она захотела.

Через полгода после поездки в Лас-Вегас Норма наконец нашла себе подходящую общественную деятельность. Почему-то после смерти Соседки Дороти возникло ощущение, будто город постепенно затих, больше никто сюда не приезжает. Пока Дороти вела свою передачу, люди ехали со всех концов страны целыми автобусами, теперь же, несмотря на новые дороги, улицы словно вымерли. На очередной встрече представителей коммерции даже создали комитет по оживлению города, и Норму избрали его главой. Прогулявшись с планшеткой по центру, Норма исследовала вопрос и на следующей встрече доложила о своих выводах:

– У нас слишком скучно, нужна тема.

– Тема? Какая еще тема? – спросила Леона.

– Какая-нибудь, чтоб отличала нас от других городов, что-то выдающееся, непривычное, чтобы люди захотели сюда ехать. А то у нас нет своего характера, ни то ни се. Нам нужно лицо. Когда въезжаешь в город, что ты видишь? Видишь знак «Добро пожаловать в Элмвуд-Спрингс», но нам нужно что-то более броское. Что-то уникальное. «Родина самого крупного батата», скажем, или еще что. Чтобы люди захотели свернуть с шоссе и глянуть на нас хоть одним глазком.

Все заговорили разом:

– А может, придумать такое, что попадет в Книгу рекордов Гиннесса?

– Скажем, самый большой в мире торт. Или пирог, или даже блин.

– А что, если вафля? Огромаднейшая в мире вафля?

– Но все это долго не хранится. Нужно что-то, что можно предъявить в любой момент.

– Что-нибудь природное, что растет.