Джек Керуак - Ангелы Опустошения

Я счастливый иду по Третьей улице, сам не знаю почему – Замечательный был день. Еще более замечательный вечер но я не знаю почему. Тротуар мягок по ходу того как я разворачиваю его из-под себя. Прохожу мимо старых притончиков с музыкальными автоматами куда бывало заходил и крутил в ящике Лестера и пил пиво и трепался с кошаками, «Эй! Чё ты тут делаешь?» «Ток что из Нью-Йорка», выговаривая его Ну-Як, «Из Яблока»! [70]«Точно из Яблока» «С Нижнего Города» «С Нижнего Города» «Город Бибопа » «Город Бибопа» «Ага!» – а Лестер играет «В испанском городке», [71]ленивые дни что я проводил бывало на Третьей улице сидя в солнечных переулках киряя вино – иногда разговаривал – подваливают все те же самые, старые, самые эксцентричные бродяги в Америке, в длинных белых бородах и драных пальто, неся махонькие грошовые пакетики лимонов – Прохожу мимо своей старой гостиницы, «Камео», где всю ночь стонут трущобные пьяницы, их слышно в темных ковровых вестибюлях – она скрипуча – она конец света где всем плевать – Я писал большие поэмы на стене в которых говорилось: —

глупо – Я не понимаю ночи – Я боюсь людей – Я иду дальше счастливый – Делать больше нечего – Если б я расхаживал по своему горному дворику мне было б так же хреново как идти сейчас по городской улице – Или так же хорошо – Какая разница?

А вон старые часы и неоновые вывески фабрики печатного оборудования которые напоминают мне об отце и я говорю «Бедный Па» в самом деле его чувствуя и вспоминая его прямо вот тут, как если б он мог возникнуть, чтоб повоздействовать – Хоть воздействие в одну сторону или в другую не имеет значения, это лишь история.

Дома Саймона нет а Ирвин в постели предается размышлениям, к тому же тихонько беседуя с Лазарем сидящим на краешке другой кровати. Я вхожу и распахиваю окно пошире в звездную ночь и готовлю свой спальник к ночлегу.

– Какого черта ты такой грустный, Ирвин? – спрашиваю я.

– Я просто думаю что Дональд и Маклир нас терпеть не могут. А Рафаэль терпеть не может меня. И Саймон ему не нравится.

– Чего б не нравился, еще бы – не пытайся, – а он перебивает меня громким стоном и руки к потолку со своей взбаламученной постели: —

– Ох все этот зверь!

В его идее-друзьях имело место зверское разделение, некоторые были близки а некоторые нет, но нечто за пределами моего аполитичного разумения варилось у Ирвина в мозгу. Глаза его темны и тлеют подозрением, и страхами, и молчаливой яростью. Глаза его выпучены чтобы показать это, его губы стиснуты перед решительной Стезей. Он свершит это огромной ценой для своего нежного сердца.

– Я не желаю всей этой борьбы? – кричит он.

– Правильно.

– Я просто хочу классических ангелов, – это его постоянная телега, видение всех рука об руку в раю и без всяких трихомудрий. – Рука об руку и только так!

Мрачные компромиссы марают его воздушное расположение, его Небеса – Он видел Бога Молоха и всех остальных богов включая Бэл-Мардука – Ирвин начинал в Африке, в центре всего, надувая хмурые губы, и проходил мимо к Египту и Вавилону и Злому и основывал империи, первоосновной Черный Семит которого нельзя отделить от Белого Хамита словами или умозаключениями. Он зрел лик Ненависти Молоха в вавилонской ночи. На Юкатане он видел Богов Дождя, темневших у керосиновой лампады в скалах посреди джунглей. Думы уносят его в пространство.

– Что ж я собираюсь сегодня ночью спать хорошо, – говорю я. – Был замечательный день – мы с Рафаэлем только что видели бившихся голубок, – и я пересказываю ему весь наш день.

– А еще я немного завидовал что ты облако, – серьезно говорит Ирвин.

– Завидовал? Ух ты! – Гигантское облако вот все что я такое, гигантское облако, склонившееся на один бок всё из паров – угу.

– Вот бы мне стать гигантским облаком, – вздыхает Ирвин неимоверно серьезно и все-таки если он надо мною прикалывается ржать по этому поводу не станет, он слишком серьезен и озабочен исходом всего, если это будут гигантские облака то он просто хочет это знать, только и всего.

– А ты рассказывал Лазарю про зеленые рожи в окне? – спрашиваю я, но не знаю что именно они там обсуждали и ложусь спать и просыпаюсь на чуть-чуть посреди ночи и вижу как заходит Рафаэль и укладывается на полу, а я переворачиваюсь на другой бок и сплю дальше.