Джек Керуак - Ангелы Опустошения

Его сыновьями были Питер, Гарет и еще один на подходе который станет известен как Эзра.

Жюльен разозлился на меня за то что я приударил за одной из его старинных подружек, не Рут Эриксон – Но тем временем пока мы закатывали вечеринку у обеих Рут кто-то стал швыряться тухлыми яйцами в окна Эриксон и я спустился вместе с Саймоном позже узнать в чем дело. Всего лишь за неделю до этого Саймона и Ирвина остановила шайка малолетних преступников приставив им к горлу отбитые горлышки, только потому что Саймон посмотрел на эту шайку возле магазина разнообразных (вот уж точно разнообразие) мелочей – Теперь я увидел этих ребяток и спросил

– Кто кидался тухлыми яйцами?

– Где собака? – спросил один пацан выступив вперед вместе с шестифутовым подростком.

– Он вас не тронет. Это вы кидались яйцами?

– Какими яйцами?

Пока я стоял там и разговаривал с ними то заметил что они хватаются за ножи чтоб меня подколоть, я испугался. Но они отвернулись и я увидел имя «Сила» на спине куртки того что помоложе, я сказал:

– Ну ладно Джонни Сила, яйцами больше не кидайся. – (Тот развернулся и поглядел на меня). – Четкое имя, – сказал я, – Джонни Сила.

Ну вот этим более-менее все и закончилось.

А между тем Ирвин и Саймон договорились об интервью с Сальвадором Дали. Но прежде я должен рассказать вам о своем пальто, но сперва о брате Лазаря Тони.

У Саймона и Лазаря двое братьев было в шизарне, как я говорил, один конченый кататоник который отказывается обращать на все вокруг внимание вообще и вероятно смотрел на своих санитаров с такой мыслью: «Я надеюсь эти парни не станут учить меня их трогать, я полон безнадежных электрических змей» а вот другой брат который был всего лишь шизоидной (продвинутой) личностью еще с надеждой преуспеть в мире и следовательно и не вру ему помог сбежать из больницы на Лонг-Айленде сам Саймон по какому-то тщательно разработанному плану вроде планов Французских Воров из «Рифифи» [138]– И вот теперь Тони был на свободе и работал (изо всех вещей, которыми я занимался пацаном) подавальщиком в кегельбане, однако на Бауэри, куда мы пошли повидаться с ним и где я увидел его в яме согнувшегося быстро установить кегли – Затем позже, на следующий вечер когда я слонялся по квартире Филлипа Воэна читая Малларме и Пруста и Корбье по-французски, в дверь позвонил Ирвин и я подошел к двери и увидел там их втроем, Ирвина, Саймона и маленького низенького светловолосого прыщавого Тони между ними – «Тони, познакомься это Джек». И стоило Тони увидеть мое лицо, или глаза, или туловище, или что там еще было, как он резко развернулся и ушел от всех и я никогда больше его не видел.

Я думаю это потому что я похож на его старшего брата-кататоника, по крайней мере Лаз мне так сказал.

Позже я пошел в гости к своему старому другу Дени Блё.

Дени Блё – тот фантастический тип с которым я жил на Западном Побережье в мои дни на дорогах, который воровал все что попадалось на глаза но раздавал иногда вдовам (Bon coeur, доброе сердце) а ныне жил скудно я бы сказал в квартирке на 13-й улице у самой набережной с ледником (где тем не менее по-прежнему хранил свое домашнее консоме из цыпленка приготовленное по особому рецепту) – Напяливал Поварские колпаки и жарил огромных Индеек целиком на День благодарения для громадных компаний хипстеров и битников Деревни что лишь смывались в конце утаскивая под полой индюшачьи ножки – Единственно потому что ему хотелось познакомиться с четкой цыпочкой из Гринич-Виллидж – Бедный Дени. Дени у которого был телефон и полный ледник и бичи сидели у него на шее, иногда стоило ему уйти на выходные бичи оставляли зажженным весь свет, все краны открытыми а двери квартиры незапертыми – Его постоянно предавали, даже я сам, как он утверждал. «Ну Дулуоз, – говорил этот большой 220-фунтовый черноволосый толстый француз (который раньше крал а теперь лишь тибрит то что ему причитается ), – ты всегда меня морочил как бы ни старался сделать по-другому – Вот я сейчас тебя вижу и мне тебя жалко». Он извлек какие-то государственные облигации с собственными фотографиями где он тыкал пальцем в государственные облигации и красными чернилами было написано: Я всегда смогу себе позволить консоме и индейку. Он жил всего лишь в квартале от обеих Рут. «Теперь когда я вижу тебя таким скаредным, и грустным, и невезучим, и потерянным, и даже выпить себе купить не можешь, или даже сказать „Дени, ты кормил меня много раз но пожалуйста не одолжишь ли мне того-то и того-то?“ потому что ты никогда, никогда не просил меня занять тебе денег» (он был моряком и перевозил мебель между рейсами, мой старый школьный друг с которым познакомился мой отец и который ему понравился) (но Жюльен сказал что его руки и ноги слишком мелки для такого огромного мощного тела) (но вы кого будете слушать?) теперь он мне говорит: