Джек Керуак - Ангелы Опустошения

– Дубине ты не нравишься, чувак, – бодро говорит Жюльен в такси. Мы возвращаемся к его жене и к Эриксон которые по-прежнему разговаривают. Божже, величайшим из писателей что когда-либо жили придется быть женщине.

Потом подходит время вечерней программы по ТВ поэтому мы с Нессой готовим больше хлебных с коками в кухне, выносим их позвякивая к огню, и мы все подтаскиваем стулья к телеэкрану посмотреть Кларка Гейбла и Джин Харлоу в картине о каучуковых плантациях в 1930-е годы, клетка попугая, Джин Харлоу чистит ее, говорит Попугаю:

– Что же ты ел, цемент ?

И мы все ревем от хохота. [136]

– Господи таких картин больше не снимают, – говорит Жюльен потягивая свой хлебный, покручивая усы.

Начинается Совсем Поздний фильм про Скотленд-Ярд. Мы с Жюльеном совсем затихли глядя наши старинные истории а Несса смеется. В ее предыдущей жизни ей приходилось сталкиваться только с детскими колясками и дагеротипами. Мы наблюдаем как Оборотень «Лондонского Ллойда» [137]высерается из-за дверей с косой ухмылкой:

– Этот сукин сын и двух центов бы тебе не дал для твоей собственной матери! – вопит Жюльен.

– Даже с сеткой от кровати, – добавляю я.

– Повесить его в Турецких Банях! – вопит Жюльен.

– Или в Иннисфри.

– Подкинь еще полешко в огонь, Мазз, – говорит Жюльен, «Дазз» это к детям, к Мазз Мамочке, что она и делает с великим удовольствием. Наши киношные грезы прерываются посетителями из его конторы: Тим Фосетт вопящий поскольку глух:

– Бож -же ! В той телеграмме ЮПИ говорится об одной мамочке которая была шлюхой там сплошь кошмар маленького ублюдка!

– Ну так маленький ублюдок ведь умер.

– Умер? Он снес себе череп подчистую в номере гостиницы в Хэррисбёрге!

Затем мы все напиваемся и заканчивается тем что я засыпаю у Жюльена в спальне а они с Нессой спят на разложенной тахте, я открываю окно свежему воздуху метели и засыпаю под старым живописным портретом Жюльенова дедушки Гарета Лава похороненного рядом с Джексоном Каменная Стена в Лексингтоне Виргиния – Наутро я просыпаюсь а пол и часть постели занесло двумя футами снега. Жюльен сидит в гостиной бледный и больной. Пива даже касаться не хочет, ему надо на работу. Съедает одно яйцо всмятку и все. Надевает галстук и с ужасом содрогается в контору. Я спускаюсь, покупаю еще пива и провожу весь день с Нессой и детишками болтая и играя с ними в закорки – Темнеет и снова входит Жюльен, на пару стаканов крепче, и опять впадает в пьянство. Несса выносит спаржу, отбивные и вино. В тот вечер вся банда (Ирвин, Саймон, Лаз, Эриксон и кое-какие писатели из Деревни причем некоторые итальянцы) приходит посмотреть с нами ТВ. Мы видим как Перри Комо и Гай Ломбарде обнимаются друг с другом на Зрелище.

– Говно, – говорит Жюльен, со стаканом в руке в кожаном кресле, даже усов не покручивая, – пошли бы все эти макаронники домой пускай нажрутся там равиолей и сдохнут от блевоты.

Я единственный кто смеется (кроме Нессы втайне) поскольку Жюльен только один такой в Нью-Йорке кто ляпнет все что у него на уме чего б там в этот момент ни было, не важно чего, почему я и люблю его: – Помещик, сэры (вы уж простите нас макаронники).

Я однажды видел фотографию Жюльена когда ему было 14, в доме у его матери, и был поражен тем насколько человек вообще может быть прекрасен – Светловолосый, с натуральным нимбом света вокруг волос, сильные твердые черты, эти восточные глаза – Я подумал «Черт а понравился бы мне Жюльен когда ему было 14 и он вот так вот выглядел?» но не успел я сказать его сестре какая это замечательная фотография как та ее спрятала, так что в следующий раз (год спустя) когда мы снова случайно попали к ней в квартиру на Парк-авеню «Где та великолепная фотография Жюльена?» ее нет, она спрятала ее или уничтожила – Бедный Жюльен над чьей светоловолосой головой я вижу немигание Автостоянок Америки и Унылейший Взгляд – Взгляд «Кто-ты-такой, Жопа?» – Печальный мальчонка наконец, которого я понял, поскольку знавал многих мальчонок в Ойской Французской Канаде как я уверен Ирвин знавал в Ойских Нью-Йоркских Евреях – Мальчонка для этого мира слишком прекрасный но в конце концов его спасла жена, старая добрая Несса, которая один раз мне сказала:

– Пока ты валялся в отрубе на кушетке я заметила что твои штаны сияют!

Однажды я сказал Жюльену

– Несса, я буду звать ее «Ножки» потому что у нее славные ножки, – а он ответил:

– Если я тебя поймаю что будешь клеиться к Нессе я тебя убью. – И он не шутил.