Халльгрим Хельгасон - Женщина при 1000 °С

Мне не суждено было войти в новый век, а ведь мне было всего шестьдесят два года. Мне казалось, что это, как выражается молодежь, «нереально». Но после курса лечения и еще курса лечения, уколов и консилиумов, лекарств и еще лекарств во мне как будто настала русская зима, и немецкая армия была вынуждена отступить. Но ненадолго. Она, сволочь такая, всегда возвращалась и до сих пор возвращается.

Вдобавок в больнице меня настиг вирус иного сорта, так что надо благодарить Бога, что я вышла оттуда живой. С тех пор я в больницы не ложилась. Мне здоровье не позволяет.

Восемнадцать лет я носила под сердцем мальчика Рака, и он до сих пор не родился, но и не умер. Рак Бьёрнссон – восемнадцатилетний пацан с щетиной на подбородке и прыщами на лбу, а может, даже уже и с водительскими правами. Конечно, он выползет из меня только тогда, когда окончит медицинский ВУЗ, и только для того, чтоб констатировать мою смерть. Есть мнение, что я прожила с такой болезнью дольше всех исландцев. Однако наш родной президент до сих пор не пригласил меня в Бессастадир, чтобы прилепить мне на грудь значок.

В моем теле все еще идет Вторая мировая война, там вечный бой. В прошлом году под Рождество немцы захватили печень и почки, бомбардировав их метастазами, и до сих пор удерживают эти области, но им пришлось, под натиском союзных войск, прошлой весной отступить из желудка и толстой кишки. (Борьба за груди давно завершена – одна уже заседает на конгрессе грудей в лучшем мире.) Однако русские продвигаются все дальше в грудную клетку и полным ходом идут к сердцу, где скоро взовьется красное знамя. Тогда я кончусь, и на всем континенте воцарится мир. Пока не придет Сталин со скальпелем и не взрежет мое тело.

А потом меня сожгут. Так я окончательно решила.

Итак, с тех пор, как мне оставалось жить три месяца, уже прошло восемнадцать лет. Я выжила тогда и прозябаю до сих пор, хотя все время держусь только на лекарствах. Когда мне надоедает быть Линдой Пьетюрсдоттир, я иногда вылезаю в сеть под собственным именем на страницу отчаявшихся « Знакомства. is» .

«Женщина с одной грудью и раковой опухолью легких, почек, печени и других органов познакомится с сильным и здоровым мужчиной. Допустимы родимые пятна».

Лова одолжила мне свой телефон вчера, пока бегала в магазин за лампочкой для меня. Стеклянная груша на потолке – единственный фрукт, который я себе позволяю за эти сутки. Я воспользовалась возможностью и позвонила в крематорий при кладбищенской церкви в Фоссвоге, чтобы узнать, как проходит кремация. Они заявили, что в день сжигают от семи до десяти тел. Каждое из них дает два-три кило пепла (зависит от объема плоти), а температура в печи достигает тысячи градусов. Очевидно, там надо лежать целый час. «Ну, час-полтора, как-то так», – сказала монотонным голосом молодая особа, судя по всему, бесконечно далекая от огня и пепла, даром что она находится в обители смерти. Но я думаю, что на самом деле все происходит быстрее, хотя я не гонюсь за временем: когда дойдет до дела, мне некуда будет торопиться. А девушка была к тому же фантастически глупой.

– Я хотела бы записаться на сожжение.

– Записаться?

– Ну да.

– Да, но… и как… имя, пожалуйста.

– Хербьёрг Марья Бьёрнссон Послышалось короткое шуршание бумаги.

– Я не вижу его в книге записей. Вы подавали заявку на кремацию?

– Нет-нет, я для себя. Я сама хочу записаться.

– Для себя?

– Да.

– Но… короче… там по-любому сперва надо заявку.

– А как ее послать?

– Заполнить форму в Интернете и отправить, хотя на самом деле мы ее не примем, пока… Ну вот так.

– Пока что?

– Ну, мы не принимаем, короче… ну, в общем, пока, короче, человек не помер.

– Да-да, не сомневайтесь: когда до этого дойдет, я уже точно буду мертвой.

– Да? А…

– Да, а если будет уж совсем туго, я сама к вам приду – посадите меня в печь живую.

– Живую? Э-э, нет, так нельзя.

– Ну ладно, тогда попробую прийти мертвой. Когда у вас свободно?

– Ну-у-у… А когда вы хотите?

– Когда я хочу умереть? Вообще-то, мне хотелось бы умереть до Рождества, в адвент [45], эдак в середине декабря.

– Так, это после… да, тогда вроде бы свободно.

– Ага. Вы можете записать меня?

– Э-э… Да-да. А на какой день?

– Скажем, на четырнадцатое декабря. Это какой день недели?

– Э-э… Это… понедельник.

– Да, это отлично, просто отлично начинать неделю с того, что тебя сожгут. А в котором часу у вас свободно?