Элеонора Раткевич - Ближе смерти и дальше счастья

«Потяни, деточка, за веревочку, дверь и откроется», — грустно подумала Одри.

Смутно фосфоресцирующее ночное небо. Черный силуэт с белой вспышкой зубов. Прыжок!

Деайним не промахнулся, лассо перехватило хищника в прыжке. Зверь все же полз, загребая под себя гравий, бился, наконец затих. Стреноженные кони оглашали округу визгливым и одновременно кашляющим ржанием.

— А ты его не?.. — начала было Одри.

— Нет, я его «не», — перебил ее Деайним. Он быстро вставил в пасть полупридушенного зверя короткую толстую палку и закрепил, затем связал той же веревкой.

— Что ты копаешься?

— Да не помню я, как этот узел вяжут. Наверх, потом вниз или два раза обвить.

— Вот сейчас этот красавчик проснется, он тебе обовьет… два раза.

— Но-но, не дерзи.

Деайним поднял опутанного зверя на закорки, уронил, снова поднял.

— А ты его за хвост, за хвост!

— Не… мешай… тя… желый, мерзавец!

Деайним, шатаясь, дотащил зверя до клетки, брякнул у входа, втолкнул в клетку и привязал к прутьям свободным концом все той же веревки. Только теперь он ослабил лассо. Зверь захрипел, очнулся, придушенно рявкнул и завозился.

— Лежи, лежи, — шептал Деайним из противоположного угла клетки, утирая холодный пот. — Вот умница. Хорошая скотина. Умная. Сожрать меня захотел? Не выйдет, скотинка. Да и вообще насчет сожрать — не обессудь. А напоить тебя я напою. Обещаю.

Деайним закрыл замок, просунув гибкую руку сквозь прутья, опустил ткань и с удовольствием издал вздох облегчения.

— Кто-то кому-то что-то обещал, — напомнила Одри.

Деайним в поисках миски с водой едва не перевернул ее, обмакнул в воду край своего полотнища и выжал зверю в пасть. Вначале тот закашлялся, но вскоре оба отлично приспособились. Деайним поил зверя, ухитряясь свободной рукой чесать ему пузо. Зверь удовлетворенно взрыкивал, обдавая Деайнима своим дыханием.

— Он что, падаль жрет? — не выдержала Одри.

— Потерпишь, — отрезал Деайним.

Зверь утолил жажду и задремал, сердито всхрапывая. Деайним вернулся в свой угол и ухватился за прутья.

— Зачем он Эйлене сдался?

— Для столичного зверинца. Эти красавцы в неволе не размножаются. Уф, ну и кусачий попался!

— Ничего, ты с ним управился. Один вольный зверь другого такого же всегда поймет.

— Это что, намек? Я тоже не размножаюсь в неволе.

Сильный толчок оборвал ответное ехидство. Повозка тронулась.

— Пить, — против воли просила Одри, — пить…

— Ничего, потерпи, — успокаивал ее Деайним. — Скоро приедем. Уже скоро.

Жара стояла оглашенная, даже и по здешним понятиям, Зверь в противоположном углу мерно пованивал. На каждом броске в сторону, на каждой рытвине в ноздри с новой силой устремлялся одуряющий запах.

— И как это дрессировщики терпят? — удивлялся Деайним. На что уж привычен, а и его пробрало. В своем естественном теле Одри бы уже давно сомлела. Деайним же оставался в сознании. И вонь его не берет!

Впрочем, насчет «не берет» — преувеличение. Подташнивало изрядно, и не только от духоты и запаха, но и от немилосердной тряски. Зверь страдательно икал. «Бедняга», — подумал Деайним, имея в виду зверя, Одри и себя зараз.

Не ной, уговаривала себя Одри, прекрати ныть. Да чем ты лучше Рича? Тоже… пассажирка. Превозмогая себя, она принялась представлять себе цветы, птиц, облака. Легкие, нежные, пушистые мысли, вислоухие, как. собаки, веселые, прохладные пузырьки поднимаются со дна бокала и лопаются на губах, парашютики одуванчика щекочут лицо, взлетают, растворяясь в воздухе, тают, как снег…

— Спасибо, дружок Одри, — донеслось до нее.

Зверь уже валялся в обмороке.

— Ничего, мы еще подержимся.

Повозка остановилась. Деайним прислушался.

— У тебя в ушах звенит.

— Нет… да… погоди, слышишь?

Голоса снаружи звучали неразборчиво.

— Выпьем, — выхватывал Деайним слова из разговора. — Вечер… куда он денется… напоить, — при этом слове Деайним судорожно стиснул кулаки, — нет, сначала са… …рло промо… чего ему не сдела… пошли…

Он осторожно раздвинул ткань и просунул нос наружу.

— Слава пресветлой, — шепотом произнес Деайним. — Работнички нам попались — лучше не надо.

Поблизости никого не было. Серовато-белые камни мостовой в закатном свете приобрели золотисто-розовую окраску.

— Приехали.

— Что, уже?

— Тебе еще хочется?

— Нет, спасибо.

Деайним присмотрелся. Действительно никого. Занемевшая рука никак не пролезает сквозь прутья, дрянь эдакая, ведь времени в обрез. Вот-вот сопровождающие промочат глотки и вернутся. Скорей же, скорей, это тебе не на алоте наигрывать, скорей. Спокойно, вмешивается Одри, волнорезом рассекая мысли, главное уже позади. И замок открывается. Прутья клетки раскаленные, замок обжигает, но это ничего, потерпи еще немного, ты же сам мне так думал, потерпи…