Катя Миллэй - Океан безмолвия

— А может, поискать через Интернет?

— Это неинтересно, — говорю я. Она права: через Интернет было бы проще. Просто мне нравится самому рыться в антикварных лавках.

— Можно подумать, от этого радости много. — Солнышко открывает дверь и, всем своим видом демонстрируя недовольство, входит в магазин.

— Тебе ведь нравятся антикварные магазины.

— Мне?

— Тебе.

— С чего ты взял?

— Я тебя знаю. Никто не заставит тебя делать то, что ты не хочешь. Если б ты не хотела ехать со мной, ты бы не поехала. А если б не поехала, тебя бы здесь не было. Напрашивается вывод: если б ты не хотела ехать, тебя не было бы здесь. Но ты же здесь, значит, следуя логике Солнышка, ты хочешь здесь быть.

— Я тебя ненавижу.

— Это я тоже знаю, — невозмутимо говорю я, и в ответ один уголок ее рта приподнимается.

— Сюда стоило поехать хотя бы для того, чтобы услышать от тебя столь длинную тираду. Не уверена, что ты когда-нибудь еще будешь так красноречив.

— Скорее всего, нет.

— Тогда напомни мне еще раз, почему ты не хочешь присоединиться к современному обществу и воспользоваться Интернетом.

Я пожимаю плечами, потому что объяснение, которое я намерен ей дать, возможно, прозвучит глупо.

— Мне нравится находить вещи, которые никто не ищет. Потерявшиеся, забытые, задвинутые в угол вещи. Предметы, о существовании которых я не подозревал. Мне даже не нужно их покупать. Я просто хочу найти их, хочу знать, что они есть. Вот что мне интересно.

— Но это же все старье.

— Антиквариат. В этом-то всё и дело.

— А может, лучше купить новую вещь? — Солнышко останавливается, оборачивается ко мне.

— Я люблю старинные вещи. — Рукой я подталкиваю ее в спину, заставляя идти дальше. — Они многое повидали на своем веку. И все еще живут.

— Но они хоть стоят тех денег, что за них просят? — Она смотрит на ценник нарядного буфета из красного дерева.

— Зависит от того, сколь сильно тебе хочется ее заполучить. Любая вещь стоит ровно столько, сколько ты готов за нее заплатить.

— И ты мог бы позволить себе что-то из антиквариата?

— Да.

— Так много мебели продаешь? — Она поражена.

— Нет. — Я получаю неплохой доход от продажи своей мебели, но антиквариат на эти деньги не купишь. Чтобы зарабатывать больше, времени не хватает.

— О. — Солнышко больше ни о чем не спрашивает, но я все равно отвечу, хотя говорить об этом мне особенно ненавистно.

— У меня много денег.

— Сколько?

— Миллионы. — Я смотрю на ее лицо. Миллионы. Бред какой-то. Прежде я никому об этом не говорил. Знают только те, кто знал всегда. Мне даже странно произносить это вслух. Я не говорю о деньгах. Я стараюсь не думать о деньгах. О них за меня думают адвокат, два бухгалтера и консультант по финансовым вопросам, которых я нанял. Если завтра они вручат мне все мои деньги, я не буду знать, что с ними делать. Возможно, спрячу их под кроватью.

— Неудивительно, что тебе удалось без проблем освободиться от опеки, — сухим тоном замечает Солнышко.

— Неудивительно.

Она прищурилась.

— Ты ведь не врешь. — Она пытливо всматривается в мое лицо, и я киваю.

— Ты ничего не тратишь. — Это не вопрос.

— Отец не хотел к ним прикасаться, и я стараюсь — по возможности. Беру только на оплату счетов; пока я учусь в школе, у меня нет возможности зарабатывать на текущие расходы. — Не могу сказать, что я ненавижу эти деньги, ведь они мне нужны. Но мне ненавистно то, что они собой олицетворяют, и потому радости они мне никогда не принесут.

— Ты что-нибудь на них приобрел?

— В прошлом году купил пикап, когда старая отцовская машина наконец-то гикнулась. И еще антикварный столик.

— Который?

— Темный, что у стены стоит в гостиной, возле раздвижных стеклянных дверей.

— Темный? И это все?

— Ты о чем?

— Обычно ты многословно, во всех подробностях описываешь изгибы дерева, симметрию линий, единство формы и функции. — Это она произносит высокопарным тоном, с пафосом жестикулирует — для пущей убедительности.

— Неужели я так говорю?

— О древесине и мебели, которую делаешь.

— Послушать тебя, так я напыщенный козел.

— Если угодно.

Солнышко идет в глубь магазина, к полкам с керамикой, вазами и лампами.

— Мне в пять надо быть дома, — сообщает она, переворачивая ценник на уродливой лампе с основанием в виде арлекина. Эта штуковина стоит три тысячи долларов. — Хочу такую, — добавляет она с сарказмом в голосе.

— Почему в пять?

— Я встречаюсь с Дрю. Нужно собрать материал для дебатов. Грядет еще одно состязание. Передача ядерного оружия в ведение штатов. Вот это тема!