Катя Миллэй - Океан безмолвия

— Необязательно, но допустим. Для меня, пожалуй, это чья-то чрезмерная любовь.

— То есть чрезмерная любовь к тебе — непростительна? В таком случае, как сказала бы миссис Макаллистер, обоснуй свое заявление.

— Слишком много обязательств. Говорят, любовь лишена корысти, но это не так, и даже если любовь бескорыстна, свободы она не дает. Любовь всегда сопровождается ожиданиями. Те, кто любит, всегда ждут чего-то взамен. Например, хотят, чтобы ты был счастлив и так далее, и это автоматически возлагает на тебя ответственность за их счастье, ибо они не будут счастливы, если несчастлив ты. От тебя ждут, что ты будешь таким, каким тебя видят, чувствовать то, что, по их мнению, ты должен чувствовать, потому что они тебя любят. И если ты не можешь дать то, чего они хотят, они впадают в уныние, ты впадаешь в уныние — в общем, всем хреново. Мне такая ответственность не нужна.

— То есть ты предпочитаешь, чтобы тебя никто не любил? — уточняю я. Жаль, что я за рулем и не могу смотреть на нее дольше секунды.

— Не знаю. Я просто объясняю. На этот вопрос нет ответа. — Она разгибает ногу и снова прислоняется головой к стеклу.

— Дурацкий совет, хуже некуда, — говорю я.

Я привык быть один, но сегодня остро чувствую свое одиночество. Я не просто один в своем доме — я один в целом свете. И может быть, само по себе это благо, потому что отныне мне больше не придется это делать.

Сегодня вечером, забираясь в постель, я даже не думаю вести отсчет.

Я не сразу перестала говорить. Я разговаривала вплоть до того дня, когда вспомнила все, что произошло, больше года назад. Именно в этот день я и замолчала. С моей стороны это не были ни хитрость, ни тактический прием. Ни психосоматический заскок. Это было осознанное решение. И я его приняла.

Просто в одночасье у меня появились ответы. Ответы на все вопросы. Но я не хотела их озвучивать. Не хотела оглашать на весь свет и воплощать их в реальность. Не хотела признавать, что такое возможно и случилось со мной. Поэтому я выбрала молчание, со всеми проистекающими последствиями. Иначе, если б я продолжала разговаривать, мне пришлось бы лгать, а лгать я не умею.

Я всегда планировала открыть правду. Просто хотела выиграть время. Чтобы придумать, как это сказать, и набраться смелости. Я не давала обет молчания. Я не онемела внезапно. У меня просто не находилось нужных слов. До сих пор их нет. Я их так и не нашла.

Сегодня мне исполнилось восемнадцать. Проснувшись, я не чувствую в себе перемен. Не ощущаю себя старше, более зрелой или свободной. Разве что неадекватной, если уж на то пошло. Потому что я не такая, какой, знаю, я должна быть в восемнадцать лет. Брат папы, мой дядя Джим, когда мне было четырнадцать, приехал погостить к нам и заодно «переосмыслить» свою жизнь. Он был сам не свой. Мама сказала, со взрослыми такое случается. Вдруг понимаешь, что полжизни уже позади, а ты не сделал того, что хотел сделать, не стал тем, кем надеялся стать, и это приводит в уныние. Понимает ли она, как это обескураживает, когда такое осознание приходит к тебе в восемнадцать лет?

Когда я возвращаюсь из школы, машины Марго возле дома нет. Обычно в этот час она дремлет — в кровати или в шезлонге у бассейна. Я знаю, что на сегодняшний вечер она взяла отгул, ибо Марго любит дни рождения и моему радуется больше, чем я.

Я швыряю рюкзак на кровать и иду на кухню. В дверь звонят. На крыльце стоят Марго, мама, папа, Ашер и Аддисон. У мамы в руках торт. Улыбка на мгновение застывает на ее губах, потому что на мне моя школьная одежда и макияж. Такой она меня еще не видела. Только отдельные детали моего нового имиджа, но не весь целиком, и, думаю, она немного шокирована. Марго как Марго, у брата вид смиренный, папа прячет глаза, Аддисон не знает, как ей быть. Наверно, как и я, думает, что она вообще здесь делает.

— Сюрприз! С днем рождения! — кричат они в дверях. Я отступаю в сторону, пропуская их в дом — с тортом, подарками и так далее. Мои родители предлагают пойти в ресторан, но я не хочу. Сейчас половина четвертого, слишком велик шанс наткнуться на кого-нибудь из школы. Поэтому Марго заказывает пиццу и ставит торт в холодильник. Мы все располагаемся в гостиной, ждем, когда доставят еду.

— Пожалуй, еще не поздно купить билет, если ты хочешь поехать с нами на День благодарения, — бросает мама. Спустя ровно сорок три секунды после того, как вошла в дом.

— Дом зашибенный. В таком грех не пожить, Эм. Три камина. Балкон. Джакузи . — Аддисон пунцовеет, мой брат смотрит на нее сконфуженно. Вот дурак. Кто ж при родителях говорит о джакузи?!