Катя Миллэй - Океан безмолвия

— Мисс Лоуэлл?

— Болван, осел, идиот, дебил, Дрю, — изрыгает Тьерни. Это — правило мисс Макаллистер. Употребишь бранное слово, подбери к нему пять неругательных синонимов. На «Дрю» в качестве синонима она не отреагировала.

— С каких пор ты превратилась в святошу? — в ту же секунду интересуется Дрю. Весь класс внимательно слушает; головы поворачиваются туда-сюда, как у зрителей на теннисном матче. Ну как же: аморальные люди спорят о существовании бога — что может быть притягательнее для толпы? Тем более что между ними летают искры сексуального вожделения. Кроме голосов спорщиков, тишину класса периодически нарушает щелканье стэплера сидящей в углу Солнышка. С самого начала урока она сортирует бумаги. Сидит спиной к классу, но я вижу, что она внимательно слушает.

— Религию я ненавижу. Я в Бога верю.

— В Бога верят слабые люди. — Голос у Дрю скучный, но совершенно очевидно, что спор доставляет ему удовольствие.

— Тогда странно, почему ты не веришь. — Тьерни откидывается на спинку стула. Дрю не заглатывает наживку.

— В Бога верят те, кто не верит в себя. Таким людям нужна точка опоры, необходимо на что-то или на кого-то возложить ответственность за свое дерьмо — испражнения, экскременты, отходы, ошибки, пороки.

— И это говорит человек, который вообще не хочет брать на себя ответственность ни за что.

— Я никогда не открещиваюсь от своих поступков.

— Ну да, ты у нас прямо образчик высокой нравственности.

— Нравственности? — Дрю чуть не поперхнулся этим словом, которое, наверно, жжет ему язык. — Чья бы корова мычала… — Кевин Леонард и другие придурки в классе, наверно, думают, что ничего умнее не слышали. — Не надо мне лекцию читать, Ти. Я отвечаю за каждый свой поступок.

— Не за каждый.

— Если выдвигаешь обвинения, обосновывай их. Подкрепляй фактами. Иначе твои доводы гроша ломаного не стоят.

— Мы не на уроке риторики, Дрю. — Он не вогнал ее в краску. Но вид у нее обиженный, будто ее предали.

— Это то же самое. Те же правила. Хочешь что-то сказать, обоснуй. Или тогда уж молчи. Иначе ты заведомо обрекаешь себя на поражение. Как и те, кто верит в Бога.

Мисс Макаллистер меняет тему разговора и тем самым кладет конец дискуссии. Странно, что она позволила перепалке зайти так далеко. Спор, может, и окончен, но Дрю с Тьерни до конца урока сверлят друг друга злыми взглядами. Такое ощущение, что они прямо здесь начнут срывать друг с друга одежду.

— Иди сядь. Сам вымою. — Джош отгоняет меня от раковины после того, как мы убрали со стола грязную посуду. Теперь я здесь почти каждый день ужинаю. Только у Джоша и ем нормальную пищу. Он готовит для меня, я обеспечиваю его десертами.

— Ты готовил. Я буду мыть посуду.

— Нет, не будешь. — Джош отнимает у меня губку, выключает кран. Я вытираю стол, складываю тарелки в раковину. У нас сложился некий странный уклад, похожий на семейный, а если задуматься, почему так случилось, картина возникает трогательно-жалкая.

— То есть мне нельзя мыть посуду? — изумленно вопрошаю я.

— Нельзя. — Джош качает головой.

— Почему?

— Ты плохо моешь.

— Плохо мою? — Как можно плохо мыть посуду? Это ж не операция на головном мозге. Нужно просто отмыть от остатков пищи кастрюлю.

— Да. Сама, что ль, не знаешь? Мне приходится каждый вечер перемывать тарелки после твоего ухода.

— Не может быть. — В самом деле?

Джош смотрит на меня, и я понимаю, что он говорит правду.

— Чистюля хренов.

— Да, я люблю есть из чистой тарелки. У каждого свои причуды, — невозмутимо отвечает он.

А я думаю о том, как же низко я пала. Даже тарелки не могу нормально помыть. Джош готовит, моет посуду, мастерит потрясающую мебель. А от меня вообще толку никакого. Жужжит сушилка. Я встрепенулась: наконец-то и я могу быть полезной.

— Отлично. Тогда пойду сложу выстиранную одежду. — Я поворачиваюсь, собираясь в постирочную.

— Не надо. Сядь.

— Что, одежду тоже нельзя сложить?

— Не надо складывать мое нижнее белье.

— Шутишь?

— Нет. Еще чего не хватало. — Джош мокрой рукой тянется мимо меня к ящику с кухонными полотенцами. — Вот, держи. Вытирай. — Он сует мне полотенце, обдавая брызгами.

Я хватаю полотенце.

— Давай я достану твои боксеры и вытру ими посуду. — Ребячество — такое со мной бывает.

— Откуда ты знаешь, что я ношу боксеры?

— Надеюсь. — Не семейные же трусы. Фу!

Он пожимает плечами, дает мне тарелку.

— Дерзай. Тебе потом с них есть.