Катя Миллэй - Океан безмолвия

Наблюдая за тем, как она разглядывает свою ладонь, я задаюсь вопросом: что она имела в виду, когда сказала, что у нее возникли проблемы с рукой? Если присмотреться, пальцы у нее не совсем прямые, рука иногда дергается, она роняет вещи. Когда такое случается, мы оба делаем вид, что ничего особенного не произошло. На ее руке шрамы — есть едва заметные, есть более яркие. Я знаю их все наперечет. Я так долго смотрю на ее руки, что теперь могу в точности воспроизвести каждый шрам.

— Ты все еще печешь? Хлеб? — спрашиваю я.

— Еще чего, — фыркает она, словно более нелепого вопроса я не мог задать. — Это ж такой геморрой. Возни до фига, а здесь еще такая влажность — атас. Просто мне нужно было знать, что, если захочется, я смогу испечь хлеб. А вообще-то я больше люблю сладкое.

Она выпячивает подбородок, показывая на разделочную доску, что лежит передо мной.

— По-моему, ты от своих овощей места мокрого не оставил.

Смотрю на красный перец, который я измельчил в пыль, пока слушал ее.

— Не моя вина, что ты чудо как хороша — глаз не отвести. — Мне требуется минута, чтобы подтвердить той части мозга, которая еще функционирует, что я действительно это сказал. Не уверен, что «хороша» — подходящее слово. Если и подходящее, то идиотское. Как и я. Кажется, самый лучший выход — притвориться, будто я ничего такого не говорил, и надеюсь, что она пропустила мою фразу мимо ушей, но Солнышко поступает еще лучше.

— Дрю говорит, что я чертовски сексуальна, — выручает она меня, снисходительно пожимая плечами.

— Это тоже есть. — Я улыбаюсь. Не встречаясь с ней взглядом, собираю в кучку то, что осталось от красного перца. Наливаю в сотейник растительное масло, выкладываю овощи на столе. — Переднюю горелку поверни на восемь. — Я показываю на плиту, она выполняет мою просьбу. В эту секунду входная дверь отворяется, мы оба мгновенно затыкаемся.

— Эй, а что тут… — При виде Насти Дрю умолкает на полуслове. Видно, что он потрясен. Только не знаю, чем: тем, что Настя здесь, сидит на моем кухонном столе, как у себя дома, или тем, что она почти неузнаваема для него. На ней белые джинсовые шорты и розовая футболка; косметика с лица давно смыта, само лицо хорошо видно, потому что волосы убраны назад, заплетены в косы. Она выглядит моложе, как всегда, когда она такая. Вдоль пробора тянется рваный шрам, который она постоянно пытается закрыть. Я уже привык к такой Насте, но Дрю, я знаю, ни разу не видел ее похожей на обычную девчонку, а сам я никогда ему об этом не говорил.

Не знаю, предательство ли это по отношению к нему. Если предательство, мне должно быть стыдно, и в какой-то мере меня гложет чувство вины. Но я считаю, что мое поведение оправданно. Хоть и эгоистично. А Дрю пусть дуется, если хочет. Все равно, на мой взгляд, я прав.

Настя соскальзывает со стола. Я думаю, что сейчас она уйдет, оставив меня одного объясняться с Дрю. Но она не уходит. Идет через кухню к навесному шкафу, где хранится посуда, достает еще одну тарелку, в выдвижном ящике берет еще одну пару столовых приборов, ставит все это на стол. Дрю подходит к столу, выдвигает стул, садится. И все это время не сводит с нее глаз. Словно пытается постичь ее истинную суть. Но это опять лишь оптический обман. Мои глаза уже адаптировались, а он пока еще пытается сфокусироваться.

— Не хочешь представить меня своей подружке? — спрашивает Дрю, глядя теперь на меня. В его вопросе больше любопытства, чем злости. И, наверно, он немного шокирован.

— Не моей подружке. — Одной рукой я передаю Насте подставки, которые она должна расставить, другой продолжаю помешивать в сотейнике. На нее я намеренно не смотрю.

— Что ж, в таком случае… — Дрю привлекает к себе Настю, расставляющую подставки, усаживает себе на колени. — …что у нас на ужин?

— Откуда ты знаешь, что Бога нет? — зло бросает Тьерни Лоуэлл Дрю. Жаркий спор длится уже двадцать минут, с тех пор, как прозвенел звонок на пятый урок. Обсуждение рассказа, что мы читали на прошлой неделе, каким-то образом вылилось в ожесточенную перепалку о существовании бога.

— А ты откуда знаешь, что Бог есть? — парирует Дрю. Он даже не пытается убеждать. То ли это лень, то ли просто апатия. Я видел, как он готовится к диспуту. Тьерни для него не соперник. Он просто дразнит ее, потехи ради.

— Я и не говорила, что знаю . Вера к знанию не имеет отношения. Потому она и называется верой, мудила. Отсюда и выражение «прыжок веры».