Катя Миллэй - Океан безмолвия

В начале девятого Настя входит в мой гараж, и в руках у нее не кофейные пирожные. Хотя, будь это пирожные, я уверен, они были бы домашние, с корицей и потрясающе вкусные. Она несет два пластиковых продуктовых пакета. Не говоря ни слова, проходит мимо меня, не выпуская пакетов, одной рукой берется за ручку двери, ведущей в дом, неуклюже открывает ее.

— Солнышко? — Настя не отвечает, я иду следом и вижу, что она, открыв холодильник, запихивает в него ни много ни мало четыре контейнера с мороженым по полгаллона [10] 1 американский галлон = 3,79 литра. каждый. — Что это такое?

— А на что это похоже? — огрызается она.

— Залетела, что ли?

Она резко поворачивается ко мне.

— Что? — Значит, нет. Я поднимаю руки — сдаюсь, сдаюсь! Она явно не в настроении.

— Извини, просто… — я киваю на открытый холодильник; ее рука все еще внутри, лежит на одном из контейнеров, — …мороженого уж больно много.

— Ну конечно, мне непременно нужно забеременеть, чтобы захотеть мороженого. А потом ты скажешь, что у меня, наверно, месячные, потому что это — единственная причина, по которой девчонки выходят из себя. Хотя, будучи парнем, ты употребишь не «месячные», а какое-нибудь идиотское словечко вроде «течки». — Она с силой захлопывает дверцу холодильника. Наверно, самое время поклясться ей, что у меня и в мыслях не было поднимать тему ее месячных ни в какой форме, тем более называть их «течкой», но, по-моему, сейчас безопаснее промолчать, пусть выплеснет свое раздражение.

Будь на ее месте любая другая девчонка, я, пожалуй, мог бы прибегнуть к надежному классическому способу увещевания, который частенько используют парни: подошел бы к ней, обнял, прижал ее голову к своему плечу. Дешевый трюк, но действует безотказно. Если верить Дрю. Но боюсь, что в данном конкретном случае в ответ я получил бы поток изощренной брани или коленкой под яйца. Скорее всего, коленкой под яйца.

— Просто я люблю мороженое. А у тебя его никогда нет. Если долго жить без мороженого, может случиться что-нибудь плохое, — объясняет она, уже более спокойным тоном.

— Думаешь, этого тебе хватит?

— Пошел ты…

— Ну давай, открывай? — предлагаю я.

Так мы и поступаем. Только открыли не один контейнер, а все четыре, и едим прямо из них — на отстойном журнальном столике перед диваном. Этот столик я поставил здесь, потому что он дерьмовый и мне плевать, что с ним будет. Не надо заморачиваться с подставками для бокалов и переживать за то, что Дрю кладет на него ноги. Я так рассудил: пусть он стоит здесь, пока Дрю не свалит в универ или какая-нибудь девчонка наконец-то его не прибьет.

Настя не ест мороженое с середины контейнера, как все нормальные люди. То есть как все нормальные люди, которые не едят мороженое из контейнера. Она ждет, когда оно начинает таять, и соскребает подтаявшее мороженое с краев. По ее словам, подтаявшее мороженое вкуснее замороженного. Мне трудно судить: по ее милости я вынужден брать мороженое с середины контейнера; а она еще и угрожает, чтоб я не посягал на ее края. Мы оставляем довольно внушительные ямы во всех контейнерах, и теперь по настроению она уже больше Солнышко, чем Настя. Значит, отмечаю я про себя, в следующий раз, когда она будет чем-то раздражена, вместо успокоительного ее можно покормить мороженым.

После мороженого, оба заряженные глюкозой, мы возвращаемся в гараж: у меня целый список изделий, которые нужно закончить. Я думал, Настя отправится на пробежку, обычно она так и поступает, когда наестся углеводов. Но она не уходит.

— Дай мне какое-нибудь задание, — говорит она с некоторой опаской в голосе.

— Какое, например? — спрашиваю я, оценивая ее возможности.

— Ничего такого, что связано с работой на станках и прочими мощными инструментами. Что-нибудь такое, что я могу делать правой рукой.

— Хочешь шлифовать? — предлагаю я. — Работа нудная, но…

— Согласна. Только покажи как.

Я беру лист наждачной бумаги и показываю, как закреплять его на шлифовальной колодке.

— Шкурим наждачной стороной. — Я беру ее руки в свои, чтобы показать, как распределять давление на поверхности деревянного изделия. Ладони у нее до того мягкие, что вкладывать в них наждачный инструмент — по-моему, преступление.

— Как я узнаю, когда хватит? — спрашивает она, приступая к работе.

— У папы на этот счет было одно правило. Он говорил: когда тебе кажется, что хватит, значит, осталось еще столько же.

Она чуть наклоняет набок голову, смотрит на меня как на бестолочь.