Сын Ок Ким - Сеул, зима 1964 года

Он, не торопясь, выходит за ворота университета. Там стоят несколько таких же, как и он, бездельников и о чём-то шумно переговариваются. Уставившись вниз, К шагает вдоль ручья, что бежит напротив университета. Воды в нём — совсем на дне, да и та грязная. Разбухший трупик крысы, перекатываясь по воде, то плывёт, то замирает. Кажется, он хочет, чтобы вода увлекла его за собой. Однако зацепляется за деревянную корягу и крутится на одном месте. К оглядывает дорогу. На глаза не попадается ни одного камешка. Ого, вот это да! И хотя в том, что ни на асфальтовой дороге для машин, ни на мощёном булыжниками тротуаре не видно ни одного камня, нет ничего противоестественного, в то же самое время этот факт немного настораживает. К отводит взгляд от крысиного трупа.

Рябой пьёт соджу, но как только К входит в лавку, он поспешно сгребает со стола маленький шкалик со стаканом и прячет их в ящик стола.

— Давненько не заходил. Что-то в желудке колом встало, вот и хватил рюмочку, ты, может, тоже будешь? — осклабившись, рябой опять открывает ящик стола.

— Я не пью, — отвечает К, мельком оглядывая корешки книг. Книжка, которую он приметил в прошлый раз, на месте. Однако ж хозяин сидит слишком близко. Первым делом надо перенести её и поставить подальше от глаз рябого. Для начала К вытаскивает первую попавшуюся книгу и усаживается на стул, что стоит рядом со столом хозяина; перелистывая страницы, заводит разговор с рябым:

— А вы, оказывается, любите выпить! Никогда бы не подумал!

Вот чёрт, и надо же было попасться книжке из отрасли, в которой я почти ничего не смыслю. «…Это было принято римскими правоведами, внедрено святыми отцами христианской церкви и воссоздано Фомой Аквинским…» Рябой, кажется, что-то сказал, а я прослушал.

— Что вы сказали? — переспрашивает К.

— Я говорю, что тоже не любитель выпить.

Похоже, хозяин раздражён. Бурчит себе что-то под нос, усыпанный многочисленными оспинами.

Ну же, рябой! Прогавкай что-нибудь! Делать нечего — К продолжает перелистывать страницы. Нужно всего лишь потянуть время. «…Пролетариат, если вспомнить великое изречение Тойнби [39] Арнольд Джозеф Тойнби — британский историк и общественный деятель (1889–1975). , хоть и существует в обществе, которым управляет, но сам этому обществу не принадлежит. И тот вакуум…»

— Ладно, читай себе… Если вспомнишь что интересное, рассказывай…

По-видимому, рябому скучно.

— Было бы что интересное… — пытаясь придумать что-нибудь стоящее, отвечает К.

— Слушай, студент! Вот, закончишь ты свой географический и что делать будешь?

— Работать пойду.

— И куда же? В школе учительствовать, что ли, будешь?

— Почему? Можно и в институте преподавать…

— Значит, тоже будешь скучать… — переживает за К рябой. Как же отвратительно его сочувствие!

— Эй, погляди-ка туда! — кричит рябой, спеша к выходу. Мимо лавки проезжает колонна двухместных велосипедов. Одетые нарядно парни и девушки. Похоже, субботний кружок велосипедистов. В это время К ставит на место книгу, что держал в руках и вытаскивает ту, что приглядел раньше. Вместе с ней он подходит к рябому и встаёт рядом.

— Эх, и у меня тоже было когда-то такое время хе-хе… — привирает рябой. — Человеку только бы пожить хорошо!

Ух, ты, точно подмечено! Велосипедисты доехали до конца улицы и скрылись за углом. Наблюдавшие за ними зеваки снова принялись за свои дела. На мгновение вспыхнувшая всеми цветами улица снова потускнела. Хозяин возвращается на своё место. Он уж было собирается сесть на стул, но вдруг останавливается и, нерешительно оглядываясь на К, прикладывается щекой к щёлке дверцы, что ведёт внутрь. К делает вид, что ничего не замечает, стоя у входа, он открывает книжку. Рябой возвращается к столу и садится. К усиленно изображает, что перелистывает книгу, для чего обильно смачивает кончик пальца. Бумага в книге, слава тебе Господи, бамбуковая, тонкая… К проводит слюнявым пальцем в тех местах, где будет вырывать странички. Как всегда в таких случаях, руки слегка дрожат, а мочки ушей начинают гореть.

— Студент! — зовёт старик. К резко вскидывает голову и глядит на него. Рябой с мерзким выражением лица заговорщицки улыбается. Сердце изо всех сил колотится.

— Что такое?

— Слушай, студент! Ты тоже в публичный дом захаживаешь?

Фу ты, пронесло… К Усмехается. Старикашка опять принялся за своё…

— Было дело, как-то раз пошёл вслед за приятелем.

— Да врёшь! Неужто всего один раз?!