Клаудио Магрис - Вслепую

Охота на кита похожа на ожившую картину, на сражение цветов между собой. Кит показывается на поверхности: иссиня-чёрная спина, бело-голубой живот, из дыхала поднимается и тут же разбивается о морскую пену струя; гигантская туша вновь исчезает, но уже с гарпуном, всаженным в плоть: вода розовеет, раскрываясь бутонами раны, кажется, что она закипает пурпурным клокотанием, на поверхности показывается окровавленный плавник; мгновением спустя рука невидимого художника Вселенной обмакивает кисть в воду, и море снова становится кристально чистым и лазурным — китобойное судно возвращается в порт с мёртвым животным на крюке.

Рано или поздно от крови начинаешь уставать. Порой у меня просто опускаются руки. Крови того француза на мостике «Пренёз» было так много, впору было решить, что она моя. Мы взяли «Пренёз» на абордаж в бухте Альгоа во время плавания к Великому Югу, я тогда был зарегистрирован на борту «Сюрпрайз» как тридцатичетырёхлетний Ян Янсен — на самом же деле мне было девятнадцать. Француз появился передо мной внезапно, словно кит из толщи вод. Я вдруг увидел перед собой его лицо и дуло пистолета, — на меня смотрели три огромных пустых глаза. Замедленное действие: рёв моторов, дым из трубы, люди, скорченные лица. Моя трясущаяся рука нащупывает саблю: гарпун настигает китовый круп. Француз смотрит на выпадающий из его руки пистолет и сам через секунду низвергается за парапет. Капитан Л'Эремит, знающий свое дело и не теряющий головы, готов к скорейшему отплытию, пусть за бортом тонут хоть все его люди: он не позволяет им вскарабкаться, он ловит ветер, уводя корабль и препятствуя возможным попыткам преследовать «Пренёз», приказав обрубить фок-мачту. Позже на палубе мы празднуем победу Его Величества: громогласные крики ура, веселье, радость. Я смотрю в чёрное дуло подобранного мной пистолета, пристально всматриваюсь в темный туннель. Убивать тяжело каждый раз, и неважно, какое количество гарпунов да трезубцев ты воткнул в китовые спины.

Вскоре я покинул «Сюрпрайз», так же, как и до этого сбежал с «Фанни». Что-то тянуло меня на юг, в гавань загадочной австралийской земли. Должно быть, на возвращение меня подтолкнул корабль «Леди Нельсон» водоизмещением шестьдесят тонн: шесть пушек, пятнадцать матросов и чудо техники — три баржи с килями, осадка которых идеальна для прохода рифов и мелководья, до поры не обозначаемого на картах. Оттуда я высадился в устье Дервента, словно в распахнутую пасть Ахерона.

Ранее, ещё до этого, был «Харбингер». Майкл Хоган, торговец судами, китами и людьми, взял меня на борт как офицера второго ранга под именем Джон Джонсон. Мы направились прямиком в город-порт Джексон, минуя юг Земли Ван Димена, но, по-прежнему, следуя маршруту Баса и Флиндерса, которые к тому времени уже обнаруживают, что та земля — остров, и выигрывают пятьсот миль при условии, если достигнут берегов Нового Южного Уэльса, пройдя через пролив, носящий имя доктора, преданного парусам больше, чем своим медицинским инструментам. Чуть позже я видел доктора Басса: удовлетворённый своим открытием, он выходил на берег в порту Джексон, теребя в руках напечатанную в лондонской типографии Эрроусмита карту своего пролива — ему нравилось щупать и ощущать только что открытый именно им мир, вытащенный на свет из сумерек неведения.

Мы тоже проходили по тому проливу. Я вижу, что кто-то написал об этом у меня на сайте: «Вращающиеся громадные валы чёрной воды, устремляющиеся за горизонт, словно цвета сажи морская пена; тяжёлая кавалерия готова к сигналу атаки, тучи над головами рвутся на части, будто гигантские хоругви, хищные волны захватили свою жертву, но «Харбингер», точно белая птица сквозь петли сети, прыгает с одного чёрного гребня на другой. Достаточно самой малости, и корабль утянет в воронку — пронзенный буревестник камнем устремится в бездну, но мы крепко держимся и продолжаем бороться со стихией». Это вам не сёрфинг. Я бы на вас посмотрел, окажись вы среди тех волн, вы, кто умеет только двигать пальцами по клавиатуре. Я не имею права на ошибку и попадаю в цель. «Продолжаем бороться со стихией. Киль взрезает морской вал, и тот с рёвом разбивается на куски, корабль скользит по волнам, стараясь избегнуть участи птахи, которую внизу уже поджидает раскрытая пасть акулы, чтобы утащить в небытие». Судно то поднимается на самую высокую точку, то вновь опускается, порой кажется, будто скалистое дно настолько близко, что корабль вот-вот разобьётся. Как «Арго» удалось вернуться домой из мертвых вод с фатальными утесами? «Губит нас тягостный рок, и нет ниоткуда спасенья! [23] Аполлоний Родосский… Песнь IV, строка 1261. <���…> Вдруг <���Симплегады > устремились, сошлись, загремели, и, бурно волнуясь, море воздвиглось, как туча, и гул пробежал по пучине страшный, и вкруг весь эфир преисполнился сильного шума [24] Там же. Песнь II, строки 565–567. . <���…> Звук издали глухой под прибоем моря, на брег же белой пены клочья с кипящей волны ниспадали [25] Там же. Песнь II, строки 569–570. . <���…> Отрезали скалы перья хвоста у голубки, сама же она невредимо их миновала [26] Там же. Песнь II, строки 571–573. ». Левиафан мог бы проглотить целый мир, но волна выносит хрупкий кораблик из уже разверзнутой глотки: умелый вираж, и мы спасены от неминуемого, убегаем на всех парусах от водоворота, влекущего к смерти.