Виктор Притчетт - Птички в клетках (сборник рассказов)

— Ни черта, — сказал Мики, постукивая по ружью.

Но в эту минуту несколько чаек, летавших над скалами, повернули к берегу, и одна из них, большая, красивая, опередив других, сделала круг у них над головой, распустив темно-синие в тени крылья. Мики быстро поднял ружье и выстрелил, и не успело еще эхо прокатиться по скалам, как крылья повисли и птица упала, теплая и мертвая.

— Боже милостивый, Мики! — воскликнул Чарли, брезгливо отворачиваясь. — Для тебя уж нет ничего святого?

— А на черта она нужна, — ухмыльнулся Мики и подобрал птицу за крыло, которое скрипнуло и развернулось, как веер. — Пусть рыбы поужинают. — И выкинул чайку в море. Вот, мол, как он смотрит на крылья.

А потом, за неделю до отъезда, он, не подумав, нанес удар ниже пояса. Он пошел в Дилл прощаться с ребятами, и собака увязалась за ним, хотя Чарли звал ее, чтобы осталась. В Дилле был день скачек, но Мики почти все время провел в кабаках — всем рассказывал, что уезжает к себе в Канаду. Один человек, услышав это, предложил ему поменяться собаками. У него, сказал он, спаниель. Сейчас он дома, но он доставит его в следующий базарный день. Мики с восторгом согласился.

— Знаю, что доставишь, — сказал Мики. — Конечно, доставишь.

— А как же, — сказал тот. — Доставлю, и точка.

— Запад — замечательная страна, — сказал Мики. — Ну как, пьем дальше?

— Всенепременно, — сказал тот и поднес стакан к губам. — Во всех трех странах не найти такого места.

Мики вернулся домой на следующий день без собаки.

— Где собака? — спросил Чарли, сразу почуяв недоброе.

Мики, только сейчас поняв, что он натворил, попробовал вывернуться. — Да, да, — начал он, — ты понимаешь, в Дилле был один человек…

— Ты ее продал. Продал мою собаку! — заорал Чарли, бросаясь на брата. Крик этот был особенно страшен, потому что последние дни он вообще почти не раскрывал рта. Мики попятился.

— Послушай, Чарли, ну что ты говоришь. Ты же никогда не заботился о собаке. Даже гулять не выводил. Ты и не любил ее…

Чарли схватил стул и с трудом опустился на него, закрыл лицо руками и лёг головой на стол.

— Ты навлек на меня их гнев, — простонал он. — Ты меня сокрушил, отнимаешь у меня все, что я имею, оставляешь одного, ограбленного. О боже милостивый! — воззвал он плачущим голосом. — Ниспошли мне смирение и мир!

Теперь, когда не было и собаки, Чарли затих. Не выходил из дому, даже из большой комнаты не выходил, только когда шел спать. Говорил еще меньше. Дуется, улещал Мики свою нечистую совесть, дуется, дуется, либо сошел с ума, либо дуется. Ну что тут поделаешь? Они сидели, как чужие, уже не близкие друг другу люди, нетерпеливо ждали, чтобы отъезд остался позади.

Накануне отъезда Мики с облегчением отметил, что Чарли смирился, даже пытается поднять его настроение, и был так этим тронут, что охотно пообещал провести последний вечер вдвоем с братом. Он весь день пробыл дома, а вечером на холодной крыше заиграл мглистый лунный свет и море успокоилось, словно кошка языком вылизала. Чарли задернул занавески, разжег огонь, и они сидели молча, прислушиваясь к тиканью часов. Они были почти счастливы: Чарли радовало, что напоследок он хоть ненадолго подчинил Мики своей воле; Мики наслаждался покоем, оба забыли о страшном. Чарли говорил о своих планах, какие работы предпримет в саду, какую купит мебель, какую женщину пригласит готовить и убирать дом.

— Сюда и невесту не грех привести, — сказал Мики и подмигнул. И Чарли улыбнулся.

Но вдруг в саду за дверью послышались шаги.

— Это что такое? — крикнул Чарли, выпрямляясь. Маска покоя мгновенно слетела с его лица. Лицо ожесточилось.

В комнату, не постучав, вошел учитель. Чарли не успел выйти. Он встал и отступил в угол.

— Добрый вам вечер, — сказал учитель, доставая из кармана бутылку и располагаясь на стуле. — Пришел проститься с твоим братцем.

Чарли поджал губы и уставился на учителя.

— Ну что, выпьем? — нервно спросил Мики.

С этого началось. Мики скоро забыл о своем обещании. На знаки, которые делал ему Чарли, он не обращал внимания. Они пили и рассказывали разные истории. Мир кружился. Будильник на бамбуковом столике — единственном столе в голой комнате — тикал и тикал. Чарли ждал и страдал, ловил глазами взгляд брата, а у того покрасневшие глаза плясали от вина и от веселых историй. Громовой голос учителя потрясал весь дом. Он рассказывал про священника в Дилле, который маклевал с жокеями, и длинные сальные анекдоты про какого-то архиепископа и его так называемую племянницу. Чарли чувствовал, что осквернен самый воздух.