Вячеслав Бондаренко - Взорвать «Аврору»

У мола стоял пароход «Русь». Молчаливые, до предела утомленные бойцы конного корпуса Барбовича поднимались по мосткам на борт корабля. Многие крестились и кланялись земле, которую оставляли навсегда.

А потом «Русь» долго, тоскливо, протяжно гудела, разворачиваясь в бухте. На борту парохода было тихо, несмотря на то что он был переполнен людьми. Они молча смотрели на крымский берег, иногда перешептывались или тихо, задушенно принимались рыдать. И так же быстро умолкали. Неожиданно с правого борта тупо ударил револьверный выстрел: застрелился однорукий подъесаул. И снова мертвящая, неправдоподобная тишь, нарушаемая лишь гулом винтов под днищем корабля…

Потом были Константинополь, Галлиполийский лагерь, Болгария, Германия и, наконец, Латвия. Да мало ли что было потом…

Шептицкий замотал головой, отгоняя ненужные воспоминания. Сейчас предстояло осмыслить все то, что произошло с Балтийской Военной Лигой.

Шептицкий уже знал о том, что Сабуров не был предателем: вторая телеграмма, отправленная из Ленинграда Сазоновым и полученная с опозданием, красноречиво об этом говорила. Но второй раз к матери Владимира Шептицкий решил не ездить, хотя вышло, конечно, неловко. Ведь миссия Сабурова все равно провалилась, это было ясно – иначе большевики опубликовали бы в газетах информацию о взрыве «Авроры», о гибели лидеров страны. Такие события они бы не смогли скрыть. Оставалось только гадать, как и где взяли Владимира чекисты и что именно скажет он на допросах. Впрочем, ничего существенного сообщить он не смог бы, даже если бы захотел – никаких сведений о деятельности Лиги у него не было. Не было в газетах и информации о разоблачении белогвардейского агента Сазонова, втершегося в доверие к чекистам. А значит, Сазонов был жив и продолжал работать. Значит, за него можно не беспокоиться.

А вот исчезновение генерала Покровского – это было уже серьезнее. Тут явственно прослеживалась рука ГПУ. Если Покровский похищен и вывезен в СССР, это означает конец Лиги. Впрочем, ей и так конец – после провала операции «Аврора» расчетливые англичане не станут тратить свои деньги на бессмысленный, заранее обреченный проект… Поручик Брюннер должен был разузнать подробности, но в любом случае дела обстоят хуже некуда.

«Господи, какой дичью я занимаюсь, – с тоской подумал Шептицкий, вглядываясь в перспективу пустынной улицы чужого города. – Я, кадровый офицер… Каким же я был счастливым, когда в далеком третьем году увидел Катю в партере одесской оперы! Если бы кто-нибудь сказал тому юному подпоручику, как сложится его жизнь… Что Катя умрет в двадцатом, за три дня до эвакуации из Ялты, а сам он будет водить такси по улицам столицы независимой Латвии и дрожать при мысли о том, что англичане перестанут финансировать какую-то там Лигу… Бред, если вдуматься».

…Он даже вздрогнул от неожиданности, когда услышал, что кто-то открыл заднюю дверцу машины. В такси заглянул молодой, скромно одетый брюнет с военной выправкой.

– В Царский лес, – произнес он по-русски. – На улицу Стендера. Бывшая Кёльнская, – уточнил он на всякий случай.

Полковник взглянул на плохо одетого молодого человека скептически.

– По тарифу за первые 480 метров – тридцать сантимов, за каждые последующие 200 – десять сантимов…

– Я знаю, – отозвался молодой человек, садясь в такси. – Лат сверху.

Это означало, что слежки за ним не было. Шептицкий включил зажигание, мотор «Пежо» заурчал, и машина сорвалась с места.

Миновали шумный центр, свернули с улицы Бривибас на улицу Миера. Проскочили старое немецкое кладбище, где среди старинных склепов Шептицкий время от времени назначал встречи агентам Лиги. Проехали мост, переброшенный над железнодорожными путями, и слева мелькнула кладбищенская аллея, ведущая к Братскому кладбищу героев Великой войны. «Какой-то кладбищенский район, – усмехнулся Шептицкий. – Странно, почему я не замечал этого раньше?»

Мимо побежали тихие окраинные улицы, названные в честь ганзейских городов. Шептицкий любил эту часть Риги – Межапарк или, как говорили русские рижане, Царский лес, так называемый «город-сад», город будущего, спроектированный четверть века назад и застроенный красивыми особняками. Здесь город, согласно замыслу архитекторов, полностью сливался с природой, растворялся в ней. Над молчаливыми виллами шумели стройные сосны. Иногда шишки с глухим стуком падали на крыши дорогих машин, стоявших во дворах вилл.