Патрик Модиано - Незнакомки

И его хватка ослабла.

Я встала. Месье Аспен тоже. Я взяла свою сумку.

– Ваша комната на третьем этаже, – сказал месье Аспен.

– Постарайся хорошенько подготовить нашу няню к моему визиту! – сказал другой своим ломким противным голоском. – Я приду через полчасика…

Он опять улыбался мне.

– Сделаю все, что смогу, – ответил месье Аспен.

– Вот-вот… именно… что сможешь…

И он разразился хохотом, еще более пронзительным, чем его голос.

Мы вышли из гостиной. И снова я стала подниматься наверх, следом за месье Аспеном.

Просторная комната, широкая кровать, стены затянуты бледно-желтой тканью. Другая, распахнутая дверь вела в ванную. Между двумя окнами – трюмо с множеством женских мелочей: головными щетками, пудреницами, флаконами духов. Я с первого же взгляда поняла, что это не моя комната. В двери торчал маленький ключ. Он запер дверь на ключ. Спрятал ключ к себе в карман. С каждым мгновением я становилась все спокойнее.

– Можно мне пройти на минутку в ванную, месье?

Он кивнул. И сунул мне в руку пятидесятифранковую бумажку, как будто чаевые давал.

– Ладно, сегодня еще можешь называть меня «месье»… Так даже приятнее…

Я зашла в ванную со своей сумкой. Закрыла дверь и включила воду. Вода шумно текла из крана. Я присела на край ванны, порылась в сумке, вынула револьвер и коробку с патронами. Зарядила револьвер. Все равно, что бы ни произошло, меня ждет одно и то же. Одни и те же поступки. Одни и те же времена года. Одни и те же озера. Одни и те же автобусы воскресными вечерами. Понедельник. Вторник. Пятница. Январь. Февраль. Март. Май. Одни и те же дни. Одни и те же люди. В одни и те же часы. «Все пальцы при тебе?» – так говаривал мой отец.

Я вошла в комнату. Он ждал меня, сидя в кресле рядом с трюмо. Он испуганно дернулся. Вытаращил глаза, подняв наконец свои тяжелые веки. Наверное, я унаследовала от отца талант к стрельбе, потому что убила месье первым же выстрелом.

Я, конечно, забыла многие подробности того времени, но и теперь, думая о нем, все еще слышу цокот копыт.

Я приехала в Париж в январе месяце, мне было тогда девятнадцать лет. Я вернулась из Лондона. Один австриец, с которым я познакомилась осенью в Ноттинг-Хилле, дал мне ключ от своей парижской студии. Сам он намеревался долго пробыть на Майорке и хотел, чтобы в его отсутствие в квартире кто-нибудь жил. Я согласилась на это предложение.

Раньше мне никогда не приходилось бывать в этом квартале. Улица Шовло возле метро «Порт-де-Ванв». Широкое окно выходило в садик с небольшим павильоном; и домик, и сад выглядели давно заброшенными. Очутившись в этой студии совсем одна, я спросила себя, смогу ли прижиться здесь. Я уехала из Лондона нежданно-негаданно; ничто меня там больше не удерживало. А тут, в Париже, в незнакомом квартале, я была полностью отрезана от остального мира.

Мне долго не спалось в первую ночь на новом месте. Вокруг стояла мертвая тишь, как будто дом был необитаем. А поутру, еще на заре, меня разбудил цокот копыт. Я подумала: наверное, какой-то кавалерийский полк проходит мимо дома по бульвару.

Стояла последняя неделя января, погожая и ясная. Небо сияло прозрачной голубизной. И дни шли, сменяя друг друга, под этим неизменно голубым небосводом и приветливым солнцем. У меня оставалось еще две тысячи франков, я их получила, когда они уволили меня из «Баркерза». [9]На эти деньги можно было продержаться целый месяц, а потом придется ехать обратно в Лондон.

Через два или три дня после моего приезда часов в одиннадцать утра зазвонил телефон. Я как раз только что проснулась. Женский голос спросил Георга Крамера – так звали австрийца. Я сказала, что он в отъезде. Пауза. Затем женщина осведомилась, кто я такая. Я ответила, что стерегу квартиру в отсутствие хозяина. Она оставила свое имя и номер телефона, попросив передать ему, если он объявится. В любом случае она перезвонит через пару недель.

Я подумала, что этот аппарат на ночном столике мне совершенно не нужен. Я так давно покинула Францию, что вряд ли кто-нибудь помнит меня. Напрасно я прикидывала, кому бы позвонить, – нет, решительно некому. Ничто не смутит мирное течение моей жизни. Однако где-то после шести вечера меня начинала донимать такая тоска, что я поневоле спрашивала себя: а не позвонить ли той женщине, что оставила свой телефон? Я тогда записала его на клочке бумаги, который сунула в ящик ночного столика. И я открывала этот ящик. Разглядывала номер. Отёй 15–28. [10]Я уже знала его наизусть. Ну и потом, вдруг этот самый Георг Крамер позвонит мне, чтобы узнать, все ли в порядке. Да и сама женщина обещала перезвонить сюда. В общем, мои дела не так уж плохи.