Юрий Поляков - Время прибытия

Хочу,
чтобы путь мой был долог,
Но каждому —
время свое.
Ах, мой дорогой кардиолог,
Послушайте сердце мое!
Хоть мне далеко до больницы
И с виду я не инвалид,
Но сердце болит и томится,
Томится оно и болит!
– Дышите.
Оденьтесь.
Картина
Болезни понятна:
скорей
Всего, у вас —
тахикардия…
– По-нашему, значит,
хорей! —
Что ж, с веком больным,
суматошным
Ты, сердце, пребудешь в ладах,
Коль бьешься размером двусложным
С ударом
на первых слогах!

Все время спешащий,
беседующий сам с собою,
С тоскою смотрящий
хорошеньким девушкам вслед,
Зашоренный службой,
стреноженный милой семьею —
Таков рядовой современный советский поэт.
Нет! Он, как и был,
выразитель, певец и так дале…
В нем Дантов огонь подугас, но еще не зачах:
Он ищет любовь
в заурядном семейном скандале,
Он душу народа исследует в очередях.
Он пишет о БАМе, о храме,
о старенькой маме,
Про трубопрокатный
и трепетный девичий стан,
Он может всплакнуть
над березкою, ставшей дровами.
Воспеть лесорубов,
перевыполняющих план.
Он пишет в автобусе, в поезде и в самолете,
Использует также
троллейбус, метро и трамвай,
Поэтому эпоса
вы у него не найдете:
Сложил три куплета —
и хватит, приехал, вставай!
Вот так он живет
и прижизненной славы не просит,
Но верит, конечно:
в один из ближайших веков
Прикрепят, быть может,
в автобусе сто сорок восемь
Табличку:
ЗДЕСЬ ЖИЛ И РАБОТАЛ
ПОЭТ ПОЛЯКОВ

Я, наверное, в чем-то,
как в юные годы, беспечен.
И пока еще,
к счастью,
тяжелых не ведал потерь,
Но совсем незаметно
я стал понимать,
что не вечен.
И скажу даже больше:
я в этом уверен теперь!
Присмотритесь:
все меньше
на солнечных улицах в мае
Ветеранов войны…
Поглядите:
от года тесней
Городские кладбища…
Я это теперь понимаю
Не умом изощренным,
но грешною плотью своей.
В глупой юности веришь,
что высшею метой отмечен:
Философствуешь,
плачешь,
надеешься…
Ну а сейчас
Я спокоен и тверд.
Потому что, как все мы,
не вечен…
Понимаете,
люди,
как общего много у нас!

Ведущая даст ему слово,
Он встанет,
посмотрит на зал,
Немного помнется и снова
Расскажет,
как белых рубал,
Как мог он с единого маха
Врага развалить до седла.
В душе его не было страха —
В руке его сила была!
Расскажет:
был план генеральский
С рабочих спустить восемь шкур,
Но Блюхер из Верхнеуральска
Увел их в советский Кунгур…
Все было: потери,
утраты —
Народ о них песни сложил…
Но дед не расскажет про брата,
А Дмитрий у белых служил.
Вот как их судьба разделила
И вдруг под Уфою свела…
И смог он —
была еще сила! —
Врага развалить до седла…

Часовня на окраине села…
Никак не может позабыть о старом:
Когда вершились новые дела,
Ее с размаху сделали амбаром.
Она перетерпела этот срам,
Его сквозняк повыдул понемногу.
Который год часовня ищет Бога,
Привычного к дощатым закромам…

Теплолюбивые растенья,
Привыкшие к погожим дням, —
Малейшее сгущенье тени
Мерещится бедою нам,
А были пращуры покрепче!
Найдешь по кольцам годовым,
Когда слова гортанной речи
Гнал над полями горький дым.
А ведь еще страшнее было,
Когда, размашисто-легка,
Под корень пращуров рубила
Самодержавная рука!
Кровь и страдания без меры,
Ложь и безверие в груди —
Такие селекционеры,
Что заступи и отведи!

Я был расстрелян в сорок первом.
«Невыполнение приказа
В смертельный для Отчизны час».
Ударил залп.
Я умер сразу,
Но был неправильным приказ!
И тот комбат, его отдавший,
В штрафбате воевал потом,
Но выжил, вытерпел и даже
Еще командовал полком.
Тут справедливости не требуй:
Война не время рассуждать.
Не выполнить приказ нелепый
Страшнее, чем его отдать.
…Но стоя у стены сарая,
Куда карать нас привели,
Я крепко знал,
что умираю,
Как честный сын своей земли…

По телевизору война.
Какой-то фильм,
почти что новый.
Рассвет. Безмолвие. Весна.
Но дрогнул ствол многодюймовый,
И фронт ожил,
и враг попер,
Обрушилась артподготовка…
Но узнаваемый актер
Уже приподнялся неловко.
Вот он,
бесстрашием гоним,
Взлетел на бруствер —
и по знаку
Массовка двинулась за ним
В несокрушимую атаку!
И вдруг,
разрывом опален,
Споткнулся
и упал в сторонку…
Но однорукий почтальон
Надежно спрятал похоронку…
И он воскрес!
Сквозь забытье,
Сквозь кровь
на той траве весенней
Усталые глаза ее
Показывали путь к спасенью.
Потом —
завшивленный барак
И шепот о побеге скором —
Недолго поглумился враг
Над узнаваемым актером!
Вот общий план:
дорога, даль…
Обратный путь,
какой он длинный!
Луч солнца высветил медаль,
Медаль «За взятие Берлина»…
А мой сосед вздохнул опять:
– Ведь это ж надо
так завраться!
А впрочем…
Правду рассказать —
Недолго сердцу разорваться…