Мелани Бенджамин - Я была Алисой

Типичный английский помещик, Реджи занимался спортом, играл в крикет. Для меня это было чем-то совершенно новым, не имевшим места в моей жизни и абсолютно безынтересным. Реджи не имел титула, но его состояния хватило даже на то, чтобы впечатлить мою маму. Его семейство сделало деньги коммерцией. Всего поколение назад они торговали текстилем, и этот факт, бесспорно, немного портил его репутацию. Или, вернее сказать, портил бы, будь на моем месте какая-то другая женщина. В моем же случае мама с готовностью закрыла глаза на это досадное обстоятельство.

Реджи был высок, широк в плечах и хорош собой. Шатен, он небрежно причесывался на прямой пробор, его кожа имела красноватый оттенок. Чуть неправильный прикус он скрывал под жесткими усами. Я знала, что никогда не полюблю его так, как Лео. Знала, что никогда не смогу так же разговаривать с ним, смеяться и шутить. Реджи даже в молодости не отличался особым чувством юмора, и я быстро привыкла держать свои острые, саркастические замечания при себе, иначе рисковала провести полвечера, растолковывая их.

Он сделал мне предложение во время нашей лодочной прогулки по Айзис в июле после Дня поминовения. Звучало оно в духе Реджи:

— Здорово мы с вами плывем, как вы думаете?

— Да, пожалуй.

— А что, если нам с вами так и плыть вместе по жизни? Ну, я о том, чтобы пожениться. Вы меня понимаете?

— Ну что ж, можно и пожениться.

— Отлично!

Несмотря на комичную сжатость этого диалога, я была тронута. Он по крайней мере попытался быть поэтичным, и по тому, сколько раз Реджи повторял этот обмен репликами друзьям, я поняла, что он собой очень гордился.

Мы поженились в сентябре, по моему настоянию — в Вестминстерском аббатстве, а не в соборе Крайстчерча. За два дня до венчания (замысловатая церемония, скорее позабавившая меня, чем завладевшая моим вниманием, к которой я отнеслась как к своему прощальному подарку маме) Лео прислал мне брошь в виде маленькой бриллиантовой подковки на счастье. Я приколола ее к своему свадебному платью из серебристой парчи и белого сатина. Эту брошь я ношу и по сей день.

Реджи, далекий от ревности, гордился, что принц такого высокого мнения о его невесте, что даже прислал ей личный подарок. Он так благоговел перед королевским домом, что, думаю, не стал бы возражать, если б Лео — или лучше сам принц Уэльский — предложил ему лишить меня девственности в первую брачную ночь. Реджи, наверное, даже вырезал бы объявление об этом знаменательном событии из «Таймс», а комнату после той славной ночи оставил бы в ее первозданном виде.

Мистер Доджсон тоже прислал мне свадебный подарок — маленькую акварель с изображением двора Том-Куод. Двор был передан очень точно, и я не видела причин скрывать ее в отличие от многих других свадебных подарков. Эта акварель сейчас красуется на стене моей спальни.

Через год Лео женился на довольно блеклой принцессе с европейской периферии. Свою первую дочь он назвал Алисой, а я своего второго сына — Леопольд Реджинальд, хотя мы звали его Рекс. За два месяца до рождения своего второго ребенка, сына, Лео во время пребывания во Франции, упав, умер от внутреннего кровотечения. Мистер Дакворт был так великодушен, что тотчас телеграфировал мне — еще до того, как я прочитала об этом в газетах.

Узнав о смерти Лео, я заперлась у себя в спальне от Реджи и мальчиков с их безмятежной гармонией. Они и понятия не имели, что в это время солнце упало с небес. Ибо даже зная, что никогда больше не увижу Лео, я все же каждое утро просыпалась с мыслью о том, что он существует на этой земле, что, пробудившись, видит тот же розовый рассвет и спит подтем же ночным небом. Мы редко писали друг другу, а когда такое все же случалось, то наши послания всегда были крайне учтивы и официальны. Тем не менее я постоянно ощущала его присутствие в своей жизни и знала, что и он все время чувствует меня. Рассматривая какую-то картину, читая книгу, наблюдая за редкой птицей или любуясь прекрасным цветком, я знала, что он воспринимал бы все это точно так же, как я. Наши сердца бились в унисон. Я жила и наслаждалась жизнью только потому, что делила ее с ним.

После смерти Лео я лишилась части своей души. Именно так, по-другому и не скажешь. Реджи мог держать меня в объятиях, целовать, заявлять о своем супружеском праве на меня — и я никогда не могла упрекнуть его в недостатке нежности, — но никогда он не был частью меня, как Лео. Когда Лео покинул этот мир, меня стало меньше.