Мелани Бенджамин - Я была Алисой

— Не знаю, — ответила я, все еще надеясь когда-нибудь понять, что случилось в тот день и что после. Ведь правду от меня всегда скрывали. Ты еще мала, твердили мне. Поэтому мне нечего было помнить. Я мечтала, чтобы однажды, когда я окажусь далеко отсюда — с Лео, единственным человеком в моей жизни, принесшим мне надежду, а не сожаление, — я, возможно, вспомню и пойму правду о себе самой. — Даю вам слово, что ничего не знаю, — откровенно сказала я, подняв глаза на мистера Рескина и мечтая о скорейшем завершении разговора, поскольку у меня так болела голова, что свет мерк в глазах и я жаждала поскорее остаться наедине со своими сумбурными мыслями. — Вам придется спросить об этом мистера Доджсона, потому что я была еще слишком мала, а мама не разрешала мне ни разговаривать с ним, ни переписываться.

— Я его спрашивал.

Мое сердце затрепетало. Казалось, правда вот-вот откроется мне. Я и хотела, и боялась этого одновременно. Я живо подалась вперед, словно желая добраться наконец до истины… или убежать от нее как можно быстрее.

— Что… что он сказал?

— Он велел мне спросить вас.

— Что? Нет! Как он мог такое сказать? Откуда мне знать? Неужели вы считаете, что моя мать сказала бы мне такое, если бы это действительно имело место? Неужели вы думаете, что мы обсуждаем подобные вещи? Мы и с вами-то не должны были этого делать!

— Нет, я так не считаю, но мистер Доджсон, возможно, считает.

— Тогда… тогда он совсем не знает нашу семью.

— Не мудрено. Он никогда долго не задерживался в реальном мире.

— Впрочем, все это уже не важно, — устало проговорила я, не веря собственным словам. — Срок давности вышел, и я хочу только одного — чтобы мне позволили быть счастливой. Какое все это имеет значение сейчас?

Конечно. Конечно, я все понимаю. Надеюсь, вы не принимаете меня за дурачка?

— Ну что вы, как можно подумать о вас такое.

Мистер Рескин поднялся и, сделав несколько шагов, встал за моим креслом, так что я не могла видеть его лица, но могла лишь слышать его голос.

— Я действительно желаю вам счастья, Алиса. Поверьте. Даже если факты вашей… маленькой драмы… туманны, они тем не менее имеют значение. Реальность такова, какой мы ее воспринимаем, тем более когда она касается дел сердечных.

В моей памяти шевельнулось еще одно воспоминание.

— Вы очень любите это повторять, — заметила я.

— Это правда. Я прекрасно понимаю, отчего вы не желаете посвящать меня в подробности ваших отношений с принцем. Очень мудро держать их в секрете, и поэтому советую вам вести себя более разумно, чем недавно на лекции. Принц в отличие от своих братьев и сестер не привык бывать в обществе. Королеве идеально удавалось, когда это было возможно, оберегать его от внешнего мира, но, боюсь, в результате он не так осторожен, как должен быть. Вряд ли он влюблялся когда-нибудь раньше: бедный малый, у него не имелось такой возможности. Поэтому в вашей паре обладателем здравого смысла должны быть вы.

Я прикусила губу. Он был прав.

— Вот мое предложение. Я в состоянии сделать так, что ваш юный принц останется в неведении относительно каких бы то ни было… ваших секретов. А если и прослышит, то, полагаю, мне удастся это опровергнуть: я уже говорил, что пользуюсь уважением в королевской семье. Кроме того, можно сделать так, чтобы и Доджсон ни о чем не узнал. Такого бестолкового человека, как он, я еще не встречал. Вряд ли он видит роман, который разворачивается под его собственными окнами.

Я молчала, поскольку не могла поверить в сказанное: я-то постоянно чувствовала на себе взгляд глаз мистера Доджсона.

— Не отрицаю: до последнего времени вы были очень осторожны — оставались в тени, когда Ина выходила, а потом вышла замуж. Вы поступали очень мудро.

— А вы считаете, что это происходило по моей воле? Мне до последнего времени просто не давали свободы. С позором отправили на континент… О, конечно, со стороны все выглядело вполне пристойно: три девочки Лидделл, как и все светские юные леди, отправились в свой Грандиозный Тур! Но мама была бы просто счастлива, найди я себе какого-нибудь скромного графа во Франции, чтобы остаться там навсегда. Но я вернулась, и она, конечно, поняла, что держать меня взаперти на чердаке, как сумасшедшую, ей не удастся. В конце концов я должна была появиться в обществе. Вот. — Я сделала глоток чая, раскрасневшись от собственного откровения. С чего это мне вдруг вздумалось довериться мистеру Рескину, ума не приложу. Должно быть, меня обезоружила его прямота.