Владимир Шаров - Возвращение в Египет

Хороший конный завод работает строго по расписанию, всё, что надо лошадям и когда надо, отмерено и по возможности не нарушается, и вот утром, чтобы подруга не теряла формы, твой отец пару часов с тонким хлыстиком в руках гонял ее по кругу, потом чистил, мыл и сам задавал корм. По большей части, как и другим лошадям, овес, только предварительно замоченный и немного разваренный. Когда был ею особенно доволен, мог дать пару ломтей хлеба с солью и даже несколько кусков сахара.

Дальше начиналась, так сказать, общественная жизнь женщины-лошади. Прежде всё происходило на конюшне, теперь предстоял как бы выход в свет. С этим были свои трудности. Дело в том, что и одежда признавалась только лошадиная. На круп избранницы твой отец клал потник, на него попону и седло, затягивал подпругу. Сбрую и в будний день она позволяла на себя надеть лишь красивую и нарядную. Больше другого ценила не мишуру, а вкус и тонкую работу. Особенно ей нравились горские накладки из тисненой кожи и чеканного серебра. Со вставками из серебра были у нее и налобник, и недоуздок, и редкой выделки кобуры, которыми, чтобы не поранилась, он защищал ей ноги. Помимо вышеперечисленного, ничего другого на ней никогда не видели. Даже зимой, хвастаясь всё тем же нарядом, — в прочих отношениях в чем мать родила, — она не спеша прогуливалась по центральной улице села, пока твой отец сидел в конторе. Теперь самое главное: скотница Краля, с которой у него был столь страстный лошадиный роман, была не кто иная, как давняя соперница Маши Гоголь — дочь Шептицкого Ксения.

Ко времени приезда твоего отца в Сойменку у Ксении уже был ребенок, девочка лет четырех от роду, нетрудно догадаться, что ты знаешь ее под именем Соня. В Буденном не помнят, звали ли ее тогда вообще как-нибудь, но определенно говорят, что крещена она не была. От кого Ксения ее прижила — неизвестно. В этих местах гражданская война лютовала почти четыре года — белые, красные, зеленые. Оба гетмана, Петлюра и Скоропадский, Махно — власть иногда менялась по два раза на дню, и никто из тех, кто в Сойменке побывал, с местным населением, как ты понимаешь, не церемонился. Девочка была тихая, лежит там, где мать ее положила, и никого не донимает. Ксения и в четыре года, если не было другой еды, кормила ее грудью, молоко у нее не переводилось. Вот и вся буденновская история про твою любовь, Соню; ясно, что из нее следует, что по материнской линии она натуральная Гоголь. Так что решайтесь и заводите ребенка. Со времен Николая Васильевича это будет первый младенец, в котором, как мы и мечтали, кровь Гоголей не разбавится.

Заголять наготу отца, лишний раз делать из меня Ноева Хама, наверное, не стоило. Но не в этом суть. В конце концов никто не заставлял читать всё письмо от «а» до «я». Историю, которую ты рассказал, частично и так знал, вернее, знал половину, ты добавил другую, и картинка сложилась. В двадцать седьмом году, устав от нескончаемых обвинений матери, что над ней надругались, тем поломали жизнь, отец, никого и ни о чем не предупредив, не сказав, ни куда едет, ни на сколько, исчез. А через два дня с его работы позвонил неизвестный и передал, что отец уехал по партийному заданию и больше никакими другими сведениями он, к сожалению, не располагает. Мать решила, что отца с важной и очень секретной миссией отправили за границу, тем более что спустя неделю, ровно в день, когда отец получал на работе жалованье, ей на сберкнижку пришел перевод, в точности соответствующий его окладу. Что он работает в иностранном отделе ГПУ, она, конечно, знала или догадывалась, поэтому и дальше выяснять, где он, даже не пыталась, понимала — всё равно никто ничего не скажет.

Отец отсутствовал ровно три года, всё это время мать прожила соломенной вдовой, со мной была ласкова и спокойна, хотя счастливой не выглядела. Вернулся отец так же неожиданно, как пропал, причем не один, а с девочкой лет семи от роду. Она почти не говорила, даже не могла ответить, как ее зовут; когда спрашивали, пряталась за спину отца. По возрасту и внешне девочка была не его, но отец настаивал, что она должна жить у нас, что мне она будет как бы сестрой. Он не скрыл, что там, где был эти три года, у него была связь с женщиной, что потом женщина пропала, наверное, погибла, и девочка ее, а отца у ребенка нет.

Мать, всё выслушав, взять сироту категорически отказалась, заявила, что девочку следует сдать в детдом, но ситуация как-то легко разрешилась. В разгар спора в дверь позвонила материна любимая сестра тетя Вероника. Своих детей у Вероники не было, тихая, застенчивая девочка ей сразу понравилась. Она сказала, что заберет ее, и только спросила, как имя ребенка. Чуть запнувшись, отец ответил, что Соня, и мать вдруг поняла, что он врет, а на самом деле, как зовут девочку, не знает. Так или иначе, но дальше ребенок на это имя откликался, и оно с ней осталось. Вероника с мужем были хорошо обеспечены. В угловом доме в Каретном ряду у них были две большие теплые комнаты, то есть жить было где, и, привязавшись к Соне, они ее удочерили.