Ян-Филипп Зендкер - Сердце, живущее в согласии

– Как это понимать?

– Потом объясню. – У Ба издал странный звук, словно решил поцеловаться с воздухом.

Официантка встрепенулась и посмотрела в нашу сторону. Брат засунул под стакан истертую купюру в тысячу кьят и встал.

На улице стемнело, мы шли молча. Перед другим чайным заведением стоял большой телевизор. Десятка три парней смотрели матч, бурно болея за любимую команду. Мне снова вспомнились Ну Ну и ее сыновья.

Я окликнула брата, решив, что по голосу пойму, готов ли он продолжить историю Ну Ну.

– Что именно ты хочешь услышать?

– Прежде всего как жилось Ну Ну и Ко Гуи без Тхара Тхара?

– Они пытались выживать вместе. Увы, безуспешно.

– Ко Гуи умер?

– Нет, но резко изменился. С рождения он никогда не перечил матери, а тут они начали ссориться. Правда странно? Всегда услужливый и исполнительный, Ко Гуи превратился в лентяя. Отказывался работать с матерью в поле. Его больше привлекали ярмарки и праздники пагоды в других деревнях. Оттуда всегда возвращался пьяным.

– Он не был благодарен матери за то, что она спасла ему жизнь?

– Кхин Кхин считает, что он так и не оправился от шока, узнав, на какие поступки способна его мать. Теперь он видел в ней чужую женщину, приносящую несчастья. Напившись, часто утверждал, что Тхар Тхар его преследует. Ко Гуи ощущал незримое присутствие брата повсюду: дома, за едой, на улице, на рынке. Сам он сделался неразговорчивым и часто жалел, что мать не оставила себе Тхара Тхара. Через три года поле снова заросло, в доме прохудились стены и крыша, а Ко Гуи решил искать работу в близлежащем городе.

Я не заметила, как мы пришли к дому У Ба. Брат набрал воды, зажег свечи и спросил, не желаю ли я еще чаю. Я вежливо отказалась и улеглась на кушетку под аляповатой картиной с видом лондонского Тауэра. У Ба сел в кресло и продолжил рассказ:

– Потом Ко Гуи перебрался в столицу и нанялся матросом на торговый корабль. Он стал хорошо зарабатывать и иногда посылал матери деньги. Не много, но ей хватало. А потом, устав жить одна, Ну Ну перебралась к двоюродной сестре. Кхин Кхин рано овдовела, не успев родить детей. Несколько лет назад они переехали в Кало, здесь их никто не знал, а главное – это место не пестрело воспоминаниями. Ну Ну уже тогда была совершенно сломленной жизнью. В день смерти Ну Ну они с Кхин Кхин пошли на рынок. По дороге им встретился молодой человек, которого Ну Ну приняла за Тхара Тхара. Потрясение было настолько сильным, что у нее остановилось сердце. Кажется, я писал об этом.

Я кивнула.

– Кхин Кхин говорила, что здоровье Ну Ну давно испортилось. Да и с рассудком были нелады. Она выдумывала разные небылицы, у нее ослабела память. Выйдя прогуляться, часто забывала, где живет, не могла найти дорогу домой. Стоило ей увидеть солдат или армейский джип, она замирала от страха. Но сильнее всего ее пугал вид сверкающих черных сапог. По ночам она просыпалась в слезах и долго не могла успокоиться. Все ее тело было в красных пятнах. Ела очень мало, словно нарочно моря себя голодом. У нее было слабое сердце, мятущаяся душа. Ее смерть не стала неожиданностью. Странными были лишь обстоятельства.

– А Ко Гуи так и не вернулся, чтобы ухаживать за матерью?

– В последний раз сестры слышали о нем пять лет назад, он прислал немного денег. Писал из Австралии, – кажется, он поселился в этой стране. С тех пор от него – ни слова. Хотя, бывает, письма теряются или попадают в чужие руки.

У брата смыкались глаза, я тоже дико устала.

– Хочешь перед сном послушать музыку?

– Пожалуй, нет.

Мы сидели молча. Впервые тишина меня не тяготила.

– Как думаешь, теперь голос внутри меня затихнет?

– Не знаю, – развел руками У Ба.

– Понимаю, ты этого знать не можешь. Мне интересно, что думаешь об этом?

– Посмотрим, – уклончиво ответил У Ба. – Она что-нибудь добавляла во время рассказа Кхин Кхин?

– Нет.

– Хороший знак. Согласна?

– Наверное, – пожала плечами я, не понимая хода его мыслей.

У Ба с трудом подавил зевок:

– Прошу прощения, но я невероятно устал. День выдался долгим и тяжелым.

– Для меня тоже.

– Тебе что-нибудь нужно на ночь?

– Нет.

У Ба встал, подошел ко мне и нежно поцеловал в лоб:

– Спокойной ночи.

– И тебе спокойной.

– Обязательно разбуди, если приснится плохой сон.

Ночью я проснулась от громких всхлипываний. Никак брат плачет? Я встала, впотьмах нащупала фонарик и, светя тусклым лучиком, на цыпочках подошла к комнате брата. Оттуда доносилось спокойное, ровное дыхание. У Ба спал. Может, почудилось? Или меня разбудил голос вернувшейся Ну Ну? Я прислушалась. Жужжали цикады. Вдалеке залаяла собака, ей ответила другая. И ничего более.